Труды и дни мистера Норриса

Артур ни секунды не колебался:

— Даже и не подумает. Это его, кровопийцу, только раззадорит… О боже мой, боже мой!

— А если вам взять и уехать из Германии, насовсем? Он сможет вас отыскать?

Артур, который уже воздел было в беспредельном отчаянии руки горе, вдруг замер:

— Пожалуй, что и нет… да нет же, наверняка не сможет, — и тут же испуганно посмотрел на меня. — Вы что, действительно считаете, что мне стоит уехать?

— И разом решить все проблемы. А что, есть какие-то альтернативы?

— Я таковых не вижу. Совершенно.

— Вот и я — то же самое.

Артур безнадежно повел плечами:

— Да-да, мой милый мальчик. Вам легко говорить. Но деньги — откуда взять денег?

— А мне казалось, что вы идете в гору, — я изобразил на лице легкое удивление. Артур как-то ненавязчиво отвел взгляд, стараясь не встречаться со мной глазами:

— Только при определенных условиях.

— Вы имеете в виду, что можете заработать денег только здесь, в Германии?

— Н-ну, по большей части…

Этот допрос был ему явно не по вкусу, он уже начал проявлять признаки нетерпения. А я уже не мог противиться искушению и забросил удочку наугад:

— Но вам же платят ваши парижские друзья?

Я попал в самое яблочко. В мошеннических глазках Артура загорелся тревожный огонек — но не более того. Может быть, он давно был готов к подобному вопросу:

— Дорогой мой Уильям, я понятия не имею, о чем идет речь.

Я усмехнулся:

— Ладно, Артур, бог с вами. Это не мое дело. Я всего лишь пытаюсь вам помочь — как могу.

— Это, конечно, очень благородно с вашей стороны, мой дорогой мальчик, — вздохнул Артур. — Так это все сложно; так некстати…

— Во всяком случае, в одном мы можем быть совершенно уверены… Лучшее, что вы сейчас можете сделать, — это выслать Шмидту некоторую сумму, чтобы выиграть время. Сколько он хочет?

— Сотню, — выдавил из себя Артур, — прямо сейчас. И потом по пятьдесят в неделю.

— А он нахал. Как вам кажется, вы сможете найти полтораста марок?

— В случае крайней необходимости — наверное, да. Но так это, знаете ли, против шерсти.

— Я понимаю. Но в конечном счете это позволит вам сэкономить в десять раз большую сумму. Что я предлагаю: вы высылаете ему полторы сотни и письмо, в котором обещаете заплатить оставшуюся часть суммы к первому января…

— Но послушайте, Уильям…

— Погодите минуту. Тем временем вы сможете устроить свой отъезд из Германии — не позже конца декабря. Это даст вам три недели форы. Если вы сейчас согласитесь платить по первому его требованию, он не станет вас беспокоить до начала нового года. Он будет уверен в том, что вы у него на крючке.

— Да. Я думаю, вы правы. Мне придется приучить себя к этой мысли. Все это так неожиданно.

Артуром овладела внезапная вспышка возмущения:

— Экая ведь гнусная гадина! Если когда-нибудь мне представится возможность разделаться с ним раз и навсегда…

— Не стоит беспокоиться. Рано или поздно он сам себе сломает шею. Сейчас же самая главная проблема — где найти денег на ваш отъезд? Занять вам, вероятнее всего, не у кого?

Но Артур уже напал на другую какую-то мысль:

— Как-нибудь, но я из этой передряги непременно выпутаюсь, — тон у него стал значительно энергичнее. — Дайте мне только время подумать.

Пока Артур думал, прошла неделя. Погода ничуть не улучшилась. И настроение от этих тусклых, гаснувших, едва успев начаться, дней у всех у нас складывалось препаршивое. Фройляйн Шрёдер жаловалась на боли в спине. У Артура пошаливала печень. Ученики у меня, как на подбор, пошли безалаберные и глупые. Я чувствовал себя не в своей тарелке и срывался по пустякам. Меня уже тошнило от нашей убогой квартиры, от голого, облупленного фасада напротив, от промозглых улиц, от затхлого, шумного ресторанчика, в который мы ходили, чтобы съесть дешевый комплексный ужин: пережаренное мясо, неизменную кислую капусту, суп.

— Бог ты мой, — воскликнул я как-то вечером, обращаясь к Артуру, — чего бы я только не дал, чтобы на пару дней вырваться из этой берлинской дыры!

Артур, который задумчиво и отрешенно ковырял в зубах, внимательно на меня посмотрел. И к немалому моему удивлению, явно вознамерился помочь мне развеяться:

— Должен вам заметить, Уильям, я и сам обратил внимание, что как-то вы в последнее время утратили свойственную вам жизнерадостность. И вид у вас, знаете ли, какой-то бледный.

— Неужели?

— Боюсь, что вы стали слишком много работать. Просиживаете целыми днями в квартире. Такому молодому человеку, как вы, нужны физические нагрузки, нужен свежий воздух.

Я улыбнулся: его заботливость позабавила меня и даже немного заинтриговала:

— Знаете, Артур, вы сейчас говорите, ни дать ни взять, как мой домашний доктор.

— Дорогой мой мальчик, — он сделал вид, что немного обижен, — зачем же поднимать на смех мою, самую искреннюю, смею заметить, заботу о вашем здоровье? В конце концов, по возрасту я вполне гожусь вам в отцы. На мой взгляд, это достаточное основание для того, чтобы время от времени я чувствовал себя in loco parentis.[44]

— Прошу прощения, папочка.