Читаем Труды по античной истории полностью

3. Переселение жителей Аттики с полей в город, вызвавшее написание экскурса о древнейшей истории Аттики, также нашло отражение у Аристофана, который говорит: ἐκ τῶν ἀγρῶν ξυνῆλθεν οὑργάτης λεώς (Aristoph. Pax. 633). Небольшой размер этого экскурса не дал возможности Фукидиду уйти далеко от предваряющего тезиса, однако и в данном случае историческое изложение гораздо глубже, чем простое доказательство этого тезиса. Наконец, тиранические предчувствия, составляющие предмет следующей главы, вызвали ряд размышлений не только у Аристофана (Vespae. 510–520, 522; Zys. 619–636), но и замечательный стасим у Софокла (Soph, Oed. Tyr. 863–910).

Все это говорит о том, что Фукидид, несмотря на стремление к тому, что сам он называл κτῆμά τε ἐς αἰεί (I, 22, 5), пытался сделать свой труд политически актуальным, хотя те вопросы, которые он затрагивал в этой связи, всякий раз оказывались более широкими, чем вызвавший их разработку тезис. Таким образом, Фукидид-историк всякий раз оттеснял на задний план Фукидида-политика, то есть предваряющий тезис экскурса оказывался гораздо беднее и ограниченнее, чем его реальное содержание, которому он не только не соответствует, но в некоторых случаях противоречит. Предваряющий тезис, таким образом, позволяет обнаружить, во-первых, те политические идеи, которым в каждом случае следовал Фукидид, а во-вторых, исходя из этого, установить, как он выбирал и в какой степени трансформировал свои источники.

<p>Глава третья</p><p>Структура и источники экскурсов о Килоне и тираноубийцах</p>

В отличие от рассмотренных выше экскурсов, охватывающих длительные промежутки времени и посвященных большим и неоднородным вопросам, небольшой рассказ о Килоне (I, 126–127, 1) и замечательный по объему экскурс об убийстве Гиппарха (VI, 54–59) носят черты монографического повествования и никоим образом не касаются посторонних вопросов, а поэтому могут быть названы малыми экскурсами. Рассказ включается в повествование при описании поводов для начала военных действий и объясняет требования спартанцев относительно изгнания виновных в кощунстве Алкмеонидов, то есть, в сущности, стремление добиться изгнания Перикла или же вызвать в Афинах раздражение против него (I, 127, 2). Своего отношения к возможному изгнанию Перикла Фукидид не высказывает, а поэтому очерк носит, прежде всего, информационный характер.

<p>§ 1. Рассказ о Килоне</p>

Экскурс представляет собой единое по форме повествование[159] о попытке Килона установить тиранию и его судьбе и носит черты устного рассказа, так как в нем подробно излагаются обстоятельства, с которыми связана эта попытка, сообщается об оракуле, полученном Килоном в Дельфах, и о его истолковании, а также описывается смерть заговорщиков, то есть наличествует ряд подробностей, которых нет у Геродота. Экскурс был написан так или иначе более чем через двести лет после этого события[160], в силу чего традиция о нем в значительной степени была к тому времени унифицирована. Несколько иначе рассказывает о Килоне Плутарх (Plut. Sol. 12), который, вероятно, почти дословно следует «Афинской политии», насколько можно судить об этом по сохранившемуся в ней окончанию рассказа о Килоне (Arist. Ath. Pol. Ι). Вместе с тем начало повествования у Фукидида говорит об определенной зависимости от рассказа о Килоне у Геродота.

Однако в этих двух рассказах имеется ряд расхождений. Сообщение Геродота очень кратко и лишено каких бы то ни было подробностей. Рассказ Фукидида весьма распространен, сообщает ряд неизвестных Геродоту деталей, а Килона называет πάλαι εὐγενής τε καὶ δυνατός (I, 126, 3) и затем Феагена из Мегар. Согласно Фукидиду сам Килон и его брат убежали, а расправа, таким образом, коснулась только его сообщников. Геродот говорит об убийстве заговорщиков вообще – судьба Килона ему неизвестна. Таким образом, из пяти доступных источников (Геродот, Фукидид, Аристотель, Плутарх и Павсаний, I, 28, 1) о происхождении, родственных связях и судьбе Килона говорит только Фукидид и повторяющий его сообщение о Феагене Павсаний, в связи с чем имеет смысл сделать следующие замечания.

Перейти на страницу:

Все книги серии Humanitas

Индивид и социум на средневековом Западе
Индивид и социум на средневековом Западе

Современные исследования по исторической антропологии и истории ментальностей, как правило, оставляют вне поля своего внимания человеческого индивида. В тех же случаях, когда историки обсуждают вопрос о личности в Средние века, их подход остается элитарным и эволюционистским: их интересуют исключительно выдающиеся деятели эпохи, и они рассматривают вопрос о том, как постепенно, по мере приближения к Новому времени, развиваются личность и индивидуализм. В противоположность этим взглядам автор придерживается убеждения, что человеческая личность существовала на протяжении всего Средневековья, обладая, однако, специфическими чертами, которые глубоко отличали ее от личности эпохи Возрождения. Не ограничиваясь характеристикой таких индивидов, как Абеляр, Гвибер Ножанский, Данте или Петрарка, автор стремится выявить черты личностного самосознания, симптомы которых удается обнаружить во всей толще общества. «Архаический индивидуализм» – неотъемлемая черта членов германо-скандинавского социума языческой поры. Утверждение сословно-корпоративного начала в христианскую эпоху и учение о гордыне как самом тяжком из грехов налагали ограничения на проявления индивидуальности. Таким образом, невозможно выстроить картину плавного прогресса личности в изучаемую эпоху.По убеждению автора, именно проблема личности вырисовывается ныне в качестве центральной задачи исторической антропологии.

Арон Яковлевич Гуревич

Культурология
Гуманитарное знание и вызовы времени
Гуманитарное знание и вызовы времени

Проблема гуманитарного знания – в центре внимания конференции, проходившей в ноябре 2013 года в рамках Юбилейной выставки ИНИОН РАН.В данном издании рассматривается комплекс проблем, представленных в докладах отечественных и зарубежных ученых: роль гуманитарного знания в современном мире, специфика гуманитарного знания, миссия и стратегия современной философии, теория и методология когнитивной истории, философский универсализм и многообразие культурных миров, многообразие методов исследования и познания мира человека, миф и реальность русской культуры, проблемы российской интеллигенции. В ходе конференции были намечены основные направления развития гуманитарного знания в современных условиях.

Валерий Ильич Мильдон , Галина Ивановна Зверева , Лев Владимирович Скворцов , Татьяна Николаевна Красавченко , Эльвира Маратовна Спирова

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России

В своей истории Россия пережила немало вооруженных конфликтов, но именно в ХХ столетии возникает массовый социально-психологический феномен «человека воюющего». О том, как это явление отразилось в народном сознании и повлияло на судьбу нескольких поколений наших соотечественников, рассказывает эта книга. Главная ее тема — человек в экстремальных условиях войны, его мысли, чувства, поведение. Психология боя и солдатский фатализм; героический порыв и паника; особенности фронтового быта; взаимоотношения рядового и офицерского состава; взаимодействие и соперничество родов войск; роль идеологии и пропаганды; символы и мифы войны; солдатские суеверия; формирование и эволюция образа врага; феномен участия женщин в боевых действиях, — вот далеко не полный перечень проблем, которые впервые в исторической литературе раскрываются на примере всех внешних войн нашей страны в ХХ веке — от русско-японской до Афганской.Книга основана на редких архивных документах, письмах, дневниках, воспоминаниях участников войн и материалах «устной истории». Она будет интересна не только специалистам, но и всем, кому небезразлична история Отечества.* * *Книга содержит таблицы. Рекомендуется использовать читалки, поддерживающие их отображение: CoolReader 2 и 3, AlReader.

Елена Спартаковна Сенявская

Военная история / История / Образование и наука
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука