Читаем Труды по античной истории полностью

Фукидид питал к этому экскурсу, то есть к истории Гармодия и Аристогитона, особый интерес. Об этом говорит, во-первых, значительный объем самого экскурса, а во-вторых, то, что при написании «Археологии» Фукидид возвратился к этой теме[165] и поместил в заключение ее нечто вроде конспекта экскурса о тираноубийцах (I, 20, 2), где вновь проводится мысль о том, что то, что известно афинянам о Гармодии и Аристогитоне, не вполне верно. Комментарии к этим пассажам появились еще в Античности. Маркеллин сообщает в «Биографии Фукидида», что Гермипп утверждал (Vita Marc. 18), «что его род происходит от тиранов Писистратидов, а поэтому он с ненавистью говорит в своем сочинении о Гармодии и Аристогитоне». В схолиях к Фукидиду содержится следующее замечание: «Он говорит так, потому что и сам принадлежит к роду Писистратидов, а потому клевещет он на Гармодия» (Schol. ad Thuc. I, 20). При сопоставлении рассказа Фукидида с сообщениями Геродота и Аристотеля сразу становится ясной несостоятельность этих объяснений. Все они весьма единодушны в том, что Гармодий и Аристогитон убили не тирана, а брата тирана (Herod. V, 55; Arist. Ath. Pol. 18; Arist. Pol. 1311a, 31 sqq.), что тирания после этого не прекратилась (Herod. Ibidem; Arist. Ath. Pol. 19), а «Афинская полития» кроме того сообщает (18), что само убийство было вызвано личными мотивами; с этим Аристотель опять-таки соглашается в «Политике» (Pol. Ibidem). Более того, псевдоплатоновский диалог «Гиппарх», бывший в данном случае одним из источников для «Афинской политии»[166], а вслед за ним и сама полития, усугубляют вину убийц Гиппарха, так как в диалоге «Гиппарх» он занимает место инициатора записи поэм Гомера, друга Симонида и Анакреонта и просвещенного носителя культуры (Ps.-Plato. Hipp. 228b–229). То же самое повторяет «Афинская полития», которая называет Гиппарха φιλόμουσος (18). На достоверность этой традиции указывает то, что о дружбе его с орфиком Ономакритом, которого схолии называют редактором поэм Гомера, писал Геродот (VIII, 6); и он (V, 56), и Фукидид (I, 20, 2) считали Гиппарха организатором Панафиней.

Более того, сопоставление известного свидетельства Цицерона о записи гомеровских поэм (De or. 3, 137) со свидетельством диалога «Гиппарх» (Ps.-Plato. Hipp. 228b) показывает, что Цицерон практически дословно заимствовал свое сообщение из этого источника[167], но заменил в нем имя малоизвестного Гиппарха знаменитым именем тирана. Наконец, «Афинская полития» свидетельствует о том, что схваченный Гиппием Аристогитон (18) старался предать как можно больше людей и не показал себя героическим образом[168]. Последних обстоятельств Фукидид не сообщает, то есть в его рассказе тираноубийцы изображены в значительно менее темных тонах, чем у Псевдо-Платона и Аристотеля, что явно указывает на нелепость объяснения Гермиппа. Таким образом, необычность толкования этого события и особый интерес Фукидида нужно пытаться обнаружить в другой области. Сопоставим сообщения об этом Геродота и Фукидида.

1. Фукидид, так же как и Геродот, считает, что после убийства Гиппарха «тирания сделалась для Афин более тяжелой» (Thuc. VI, 59, 2 и Herod. V, 55). Убийство Гиппарха, по Геродоту, также не было концом тирании, а только лишь ожесточило Писистратидов (Herod. VI, 123).

2. Геродот, точно так же как Фукидид, утверждает, что тираноубийцы убили только брата тирана, а не самого тирана, а следовательно, никакого зла не устранили, и, в сущности, тираноубийцами не были (Herod. V, 55 и Thuc. I, 20; VI, 55, 3).

3. Гиппарх не был убит во время процессии, которую устроил он сам (Herod. V, 56 и Thuc. I, 20; VI, 55).

4. Впоследствии Гиппий был низложен Алкмеонидами и лакедемонянами (Herod. VI, 61–64 и Thuc. I, 20; VI, 59, 4).

Разница между их рассказами заключается только в том, что Фукидид сообщает причины, по которым тираноубийцы решились на убийство Гиппарха (VI, 54, 2–4; VI, 56) и обстоятельства самого убийства, в то время как Геродот передает рассказ об этом событии кратко и очень сухо. Вместе с тем надо иметь в виду, что Фукидид пишет о τόλμημα Аристогитона и Гармодия (VI, 54, 1), а Геродот рассказывает не о тираноубийцах, а об освобождении Афин от тирании (V, 55, 1; V, 62, 1), то есть рассказ о тираноубийцах помещается у него между прочим. Интерес у двух историков имеет в данном случае различные направления, тем не менее сопоставление рассказов Геродота и Фукидида показывает, что последний следовал при написании этого экскурса Геродоту и старался во всем придерживаться его версии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Humanitas

Индивид и социум на средневековом Западе
Индивид и социум на средневековом Западе

Современные исследования по исторической антропологии и истории ментальностей, как правило, оставляют вне поля своего внимания человеческого индивида. В тех же случаях, когда историки обсуждают вопрос о личности в Средние века, их подход остается элитарным и эволюционистским: их интересуют исключительно выдающиеся деятели эпохи, и они рассматривают вопрос о том, как постепенно, по мере приближения к Новому времени, развиваются личность и индивидуализм. В противоположность этим взглядам автор придерживается убеждения, что человеческая личность существовала на протяжении всего Средневековья, обладая, однако, специфическими чертами, которые глубоко отличали ее от личности эпохи Возрождения. Не ограничиваясь характеристикой таких индивидов, как Абеляр, Гвибер Ножанский, Данте или Петрарка, автор стремится выявить черты личностного самосознания, симптомы которых удается обнаружить во всей толще общества. «Архаический индивидуализм» – неотъемлемая черта членов германо-скандинавского социума языческой поры. Утверждение сословно-корпоративного начала в христианскую эпоху и учение о гордыне как самом тяжком из грехов налагали ограничения на проявления индивидуальности. Таким образом, невозможно выстроить картину плавного прогресса личности в изучаемую эпоху.По убеждению автора, именно проблема личности вырисовывается ныне в качестве центральной задачи исторической антропологии.

Арон Яковлевич Гуревич

Культурология
Гуманитарное знание и вызовы времени
Гуманитарное знание и вызовы времени

Проблема гуманитарного знания – в центре внимания конференции, проходившей в ноябре 2013 года в рамках Юбилейной выставки ИНИОН РАН.В данном издании рассматривается комплекс проблем, представленных в докладах отечественных и зарубежных ученых: роль гуманитарного знания в современном мире, специфика гуманитарного знания, миссия и стратегия современной философии, теория и методология когнитивной истории, философский универсализм и многообразие культурных миров, многообразие методов исследования и познания мира человека, миф и реальность русской культуры, проблемы российской интеллигенции. В ходе конференции были намечены основные направления развития гуманитарного знания в современных условиях.

Валерий Ильич Мильдон , Галина Ивановна Зверева , Лев Владимирович Скворцов , Татьяна Николаевна Красавченко , Эльвира Маратовна Спирова

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России

В своей истории Россия пережила немало вооруженных конфликтов, но именно в ХХ столетии возникает массовый социально-психологический феномен «человека воюющего». О том, как это явление отразилось в народном сознании и повлияло на судьбу нескольких поколений наших соотечественников, рассказывает эта книга. Главная ее тема — человек в экстремальных условиях войны, его мысли, чувства, поведение. Психология боя и солдатский фатализм; героический порыв и паника; особенности фронтового быта; взаимоотношения рядового и офицерского состава; взаимодействие и соперничество родов войск; роль идеологии и пропаганды; символы и мифы войны; солдатские суеверия; формирование и эволюция образа врага; феномен участия женщин в боевых действиях, — вот далеко не полный перечень проблем, которые впервые в исторической литературе раскрываются на примере всех внешних войн нашей страны в ХХ веке — от русско-японской до Афганской.Книга основана на редких архивных документах, письмах, дневниках, воспоминаниях участников войн и материалах «устной истории». Она будет интересна не только специалистам, но и всем, кому небезразлична история Отечества.* * *Книга содержит таблицы. Рекомендуется использовать читалки, поддерживающие их отображение: CoolReader 2 и 3, AlReader.

Елена Спартаковна Сенявская

Военная история / История / Образование и наука
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука