Читаем Труды по античной истории полностью

Особенный интерес представляет собой фрагмент хроники Гелланика, сохраненный Стефаном Византийским: Ἀθηναῖοι καὶ μετ' αὐτῶν ἐπὶ τοῦς Ὀρχομενίζοντας τῶν Βοιωτῶν ἐπερχόμενοι Ορχομενοῖς καὶ Χαιρώνειαν πόλιν Ὀρχομενίων εἷλον. Сообщение это заимствовано из второй книги жриц Геры. Стефан Византийский изъял его чисто механически, поэтому неизвестно, после чего именно афиняне совершили этот поход. Зато налицо оказывается структура хроники у Гелланика, которая аналогична тому, что мы в соответствующей части имеем у Фукидида. Извлеченные Стефаном Византийским тексты с упоминанием Пег и Нисеи связываются нами с Пятидесятилетием на основании свидетельства автора, который указывает на то, что они принадлежат к одной книге с фрагментом о захвате афинянами Херонеи. Наконец, последним документальным свидетельством является извлеченный из Гарпократиона фрагмент Гелланика об илотах, идентичный по смыслу тексту Фукидида:

Оба эти сообщения выходят за рамки обычной хроники и представляют собой нечто большее, что-то вроде историко-этнографических пояснений к тексту. Сущность илотии была, безусловно, плохо понятна афинской публике. Так, например, мы не можем утверждать, что ее хорошо понимал Геродот (VI, 58, 75, 80, 81; VII, 229; VIII, 25; IX, 10, 28, 80, 85). Таким образом, если Гелланик включил этот фрагмент в свое произведение, то Фукидид охотно последовал его примеру, так как без этого сам предмет Мессенских войн остался бы неясным для читателя.

<p>§ 9. Проблемы экскурса</p>

Следующим вопросом в проблеме взаимоотношений между Фукидидом и Геллаником является сама проблематика истории Пятидесятилетия: каким образом государство афинян пришло в настоящее состояние.

Наша интерпретация текста допускает тот факт, что этот вопрос был поставлен уже Геллаником. В этой связи следует вспомнить, что тема усиления морского могущества Афин и их гегемонии в Делосском союзе была близка Бакхилиду и Софоклу (см. главу 2, § 4). Популярность этой темы в текстах трагедии показывает ее общий характер и тот интерес, который питала к ней афинская публика.

Тексты Бакхилида вообще, как это было показано, находят много общих черт с фрагментами Гелланика. Вместе с тем у самого Фукидида, пережившего ряд печальных событий Пелопоннесской войны, вряд ли могла зародиться идея о той μεταβολή, которое афинское государство претерпело за предшествующие пятьдесят лет. Кроме того, рассматриваемая нами хроника была нужна Фукидиду главным образом для того, чтобы показать нарастание конфликта между Афинами и Спартой, а совсем не οἷος τρόπος процветания Афин. Последнюю проблему, таким образом, имеет смысл рассматривать как привнесенную в труд Фукидида вместе с конкретным материалом. Замечание Диодора (XII, 1, 3–5), в котором содержится пространное рассуждение о значении «Пентаконтаэтии» для судеб Эллады, сводится к следующему: «После того как война сверх ожиданий приняла такой невероятный исход, жители Эллады не только освободились от опасностей, но и приобрели большую известность, а все эллинское государство достигло такого изобилия, что все только изумлялись такому повороту дел. Итак, с того времени в течение пятидесяти лет Эллада достигла большого расцвета в своем благосостоянии». Далее к этому расцвету Диодор относит не только Фидия, Перикла, Мильтиада и Фемистокла, но и Сократа, Платона, Аристотеля и Исократа. Если Сократа с некоторыми оговорками можно отнести к этой эпохе, то Исократу в год начала Пелопоннесской войны было около пяти лет. Платон родился через четыре года после ее начала, а Аристотель – после ее окончания. Диодор, таким образом, в ущерб фактам, отчего, однако, только становилось ясней общая идея, пытается придать Пятидесятилетию черты общего и окончательного расцвета Эллады, то есть механически следует какому-то источнику, у которого он заимствовал некоторые общие положения относительно Пентаконтаэтии. Это был, безусловно, Эфор, который, как мы можем понять на основании того же текста Диодора, полагал, что в течение Пятидесятилетия Эллада совершила μεταβολή, следствием которого является то, что она πολλὴν ἐπίδοσιν ἔλαβεν πρòς εὐδαιμονίαν (ibidem). Это положение весьма похоже на ἐν οἵωι τρόπωι κατέστη у Гелланика и Фукидида. Вместе с тем Эфор при изложении истории Пентаконтаэтии, как это доказывает Г.Барбер[213], следовал Гелланику.

Перейти на страницу:

Все книги серии Humanitas

Индивид и социум на средневековом Западе
Индивид и социум на средневековом Западе

Современные исследования по исторической антропологии и истории ментальностей, как правило, оставляют вне поля своего внимания человеческого индивида. В тех же случаях, когда историки обсуждают вопрос о личности в Средние века, их подход остается элитарным и эволюционистским: их интересуют исключительно выдающиеся деятели эпохи, и они рассматривают вопрос о том, как постепенно, по мере приближения к Новому времени, развиваются личность и индивидуализм. В противоположность этим взглядам автор придерживается убеждения, что человеческая личность существовала на протяжении всего Средневековья, обладая, однако, специфическими чертами, которые глубоко отличали ее от личности эпохи Возрождения. Не ограничиваясь характеристикой таких индивидов, как Абеляр, Гвибер Ножанский, Данте или Петрарка, автор стремится выявить черты личностного самосознания, симптомы которых удается обнаружить во всей толще общества. «Архаический индивидуализм» – неотъемлемая черта членов германо-скандинавского социума языческой поры. Утверждение сословно-корпоративного начала в христианскую эпоху и учение о гордыне как самом тяжком из грехов налагали ограничения на проявления индивидуальности. Таким образом, невозможно выстроить картину плавного прогресса личности в изучаемую эпоху.По убеждению автора, именно проблема личности вырисовывается ныне в качестве центральной задачи исторической антропологии.

Арон Яковлевич Гуревич

Культурология
Гуманитарное знание и вызовы времени
Гуманитарное знание и вызовы времени

Проблема гуманитарного знания – в центре внимания конференции, проходившей в ноябре 2013 года в рамках Юбилейной выставки ИНИОН РАН.В данном издании рассматривается комплекс проблем, представленных в докладах отечественных и зарубежных ученых: роль гуманитарного знания в современном мире, специфика гуманитарного знания, миссия и стратегия современной философии, теория и методология когнитивной истории, философский универсализм и многообразие культурных миров, многообразие методов исследования и познания мира человека, миф и реальность русской культуры, проблемы российской интеллигенции. В ходе конференции были намечены основные направления развития гуманитарного знания в современных условиях.

Валерий Ильич Мильдон , Галина Ивановна Зверева , Лев Владимирович Скворцов , Татьяна Николаевна Красавченко , Эльвира Маратовна Спирова

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России

В своей истории Россия пережила немало вооруженных конфликтов, но именно в ХХ столетии возникает массовый социально-психологический феномен «человека воюющего». О том, как это явление отразилось в народном сознании и повлияло на судьбу нескольких поколений наших соотечественников, рассказывает эта книга. Главная ее тема — человек в экстремальных условиях войны, его мысли, чувства, поведение. Психология боя и солдатский фатализм; героический порыв и паника; особенности фронтового быта; взаимоотношения рядового и офицерского состава; взаимодействие и соперничество родов войск; роль идеологии и пропаганды; символы и мифы войны; солдатские суеверия; формирование и эволюция образа врага; феномен участия женщин в боевых действиях, — вот далеко не полный перечень проблем, которые впервые в исторической литературе раскрываются на примере всех внешних войн нашей страны в ХХ веке — от русско-японской до Афганской.Книга основана на редких архивных документах, письмах, дневниках, воспоминаниях участников войн и материалах «устной истории». Она будет интересна не только специалистам, но и всем, кому небезразлична история Отечества.* * *Книга содержит таблицы. Рекомендуется использовать читалки, поддерживающие их отображение: CoolReader 2 и 3, AlReader.

Елена Спартаковна Сенявская

Военная история / История / Образование и наука
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука