Труды по античной истории

если бы с непобедимым оружием столкнулась неукротимая гордыня. Ведь число их было не менее ста тридцати тысяч[511] – мужей воинственных и отважных,

Сильных числом, приобвыкших сражаться с коней и не менее
Смелых, когда им и пешим в сраженьях вступать надлежало[512]

.

Плутарх Моралии. Об удаче и доблести Александра Великого [513]

За те 400 лет, которые отделяют Плутарха от Александра Македонского, о последнем было написано невероятно много. Сочинения Каллисфена, Онесикрита, Неарха, Птолемея, Аристобула, Евмена, Клеарха и других спутников или, во всяком случае, современников Александра неоднократно излагались, сокращались, дополнялись и просто переписывались более поздними писателями. Арриан[514] поэтому утверждает, что «вообще нет человека, о котором писали бы больше и противоречивее», а Павсаний[515], который вообще предпочитал не повторять общеизвестные истины, замечает, что не будет излагать его историю, поскольку «то, что касается Александра, известно всем». Поэтому Плутарх не мог льстить себя надеждой, что сообщит в своем небольшом по объему сочинении нечто новое. В его силах было только дать оценку тому материалу, который уже был известен читателю, выяснить, плох Александр или хорош, чему он обязан своей славой, наконец, чем именно он так хорош и почему достоин того, чтобы о нем писали. Эти вопросы и решаются в публикуемом трактате. Ко времени Плутарха в греческой литературе прочно утвердилось мнение, согласно которому Александр во всех своих успехах зависел от удачи. Если верить Цицерону или, вернее, его источнику, эта традиция восходит к Теофрасту, который считал Александра «мужем великой мощи и великой удачи, но не ведающим, как этим счастьем пользоваться»[516]. Плутарх с юношеским пылом восстает против этого мнения[517] и в публикуемом сочинении, которое носит ярко выраженный хвалебный характер, доказывает, что славы Александр добился в упорной борьбе с противодействовавшей ему Фортуной.

Литературная форма этого сочинения – похвальное слово (laudatio), предназначенное для публичного чтения[518]. И это не случайно: похвальные слова в честь Александра составлял еще его современник Анаксарх из Абдер, бывший одним из его спутников (см. прим. 79 к тексту). Ему вторили поэты Агис из Аргоса и Клеонт[519] и даже Анаксимен из Лампсака, ученик Исократа и, вероятно, серьезный писатель[520]. Писались также сочинения и позднее, о чем красноречиво говорят фразы, которые в качестве примеров приводит в своем труде Квинтилиан[521]. Цицерон считает похвальные слова в честь великих людей прошлого, и в том числе Александра, обычным явлением, об этом же говорят Элиан и другие писатели[522].

В чем суть рассуждений Плутарха? Для Полибия Александр – это всего лишь заслуживающий уважения враг, который уничтожил Фивы, так как он видел в них «тлеющую искру эллинской свободы», но при этом ничем не оскорбил богов и тем самым проявил свою благочестивость[523]. Такой же оценки придерживались почти все греческие писатели, включая тех, кто писал после Плутарха. Так, например, Павсаний, говоря о нем, ни при каких обстоятельствах не забывает, что «эллинам от Александра пришлось претерпеть много зла»[524]. Плутарх не придает никакого значения последнему обстоятельству и объявляет Александра во всех отношениях идеальным и достойным восхищения. Конечно, он рассуждает не так примитивно, как Анаксарх, но, тем не менее, решается, основываясь на том, что философия заключается не в словах, а в делах, серьезно доказывать, что Александр был философом в большей степени, чем Сократ, Платон, Зенон или Карнеад. Однако именно к декламациям Анаксарха восходят сравнения Александра с Дионисом и Гераклом, дважды встречающиеся у Плутарха[525].

Обращает на себя внимание, что почти каждое сообщение, содержащееся в этом сочинении, встречается в других произведениях Плутарха, написанных гораздо позднее. Изучение этого трактата, таким образом, еще раз дает возможность увидеть, каким образом в течение всей своей жизни Плутарх возвращался к однажды затронутым им фактам или высказанным мыслям. В биографии Александра, написанной много позднее, восторженная оценка юного Плутарха несколько смягчена, однако и там сохраняется оттенок похвального слова.