Труды по россиеведению. Выпуск 5

Замечали ли вы, что восточноевропейские города нельзя восстановить, сколько бы усилий ни прилагали? Будапешт, Варшава, Берлин (в том варианте, где он восточноевропейский), Петербург (единственный европейский город в Евразии), наверное, другие. Причина не в отсутствии денег. Их, как известно, всегда мало. Дело в том, что то, что мы называем тоталитаризмом, разрушает не только человека, но и города. Это не случайно. Город – это не архитектура, не городские удобства, не красивые здания. Макс Вебер: «Воздух города делает человека свободным». Именно поэтому ленины-сталины и гитлеры наносят удары по городу, а значит, и по человеку. Они убивают или разрушают человека. Они уничтожают города с их свободным воздухом и строят то, в чем человек существовать не может.

Не знаю как, но им удалось нанести удар в солнечное сплетение Петербурга или Будапешта. И когда вы там ходите, сидите, наблюдаете, на вас накатывает разрушительное чувство депрессии42. Это и есть результат суицидального ХХ в.

Где-то в 60-х в Европе возникло движение экологистов, «зеленых». Эти молодые в основном люди вовремя спохватились. Индустриальный подъем, при всех его достижениях, уничтожал естественную для человека среду обитания. Их героическая (действительно) деятельность спасла Европу и Северную Америку. Увы, на Западе не возникло подобного движения в защиту городов. (О России не говорю: у нас ведь только один город.) И в этом случае речь шла не о защите «памятников архитектуры», а того, что продуцирует «свободный воздух». Для Центрально-Восточной Европы это имело совершенно пагубные последствия. Сегодня мы пожинаем их. Единственная надежда – на свободную волю человека.

Ростово-Суздальская, Владимирская советская Русь

Суздаль. Середина лета. Идем по улице Ленина, говорим о Сталине. – Собственно, здесь уже можно ставить точку. Сказано все. Центральная, главная улица древнейшего русского города, города-музея, города изумительной русской красоты не может через почти четверть века после падения коммунизма называться «Ленина». Но называется. Есть и площадь с памятником Старику (правда, монумент безликий, серийный, так сказать, районного разлива; разве сравнишь его с областным, владимирским Ильичом – тот как будто из бутика от-кутюр только что выпорхнул и вскочил на подставку; тоненький, в зауженных пиджачке, брючках, весь конфектный, гламурный; что-то хлестаковское; вообще-то анализ памятников Бланку-Ульянову (видел эту «квалификацию» в одном громком патриотическом издании) мог бы весьма помочь нам в деле самопознания). – Она, однако, больше смахивает на пустырь – обширный, нелепый. Одна из перпендикулярных «Ленина» улиц носит название – «Крупской».

Говорим, однако, о Сталине. Что он и есть русская идея. Все в нем – и «Третий Рим», и «православие самодержавие народность» (теперь выяснилось, что именно он возродил церковь из мертвых, а гнали ее кагановичи и губельманы), и вековечная коммунистическая мечта русского народа. В общем, признаем правоту изборцев. – И вот что получается. Пока власть и интеллектуалы пытались сформулировать национальную идею, народ нашел ее сердцем. Разумеется, какого-то официального одобрения верхов ожидать не приходится. Да и не надо. Ведь Сталин – это наша сокровенная любовь, а не показуха или нечто навязанное. Когда-то Ленин сказал, что Россия выстрадала марксизм. Оказалось: он ошибся. Мы выстрадали Сталина.

В последнее время у нас любят цитировать: «Сталин не остался в прошлом, он растворился в будущем». Нет, Сталин и в прошлом, и настоящем, и, очевидно, в обозримом будущем. И особого удивления это не вызывает. Так, в середине 50-х более половины западных немцев все еще одобряли Гитлера (данные опросов). И это после апокалипсиса 45-го, после почти десяти лет плотной денацификации, проводимой западными державами. Что же говорить о нас! Когда все советское не только осталось, но воспроизводится, развивается, верховодит.