Такая философия станет действенной лишь при следующих условиях. Подобно тому как исторические партизаны пускали под откос вражеские поезда, нам необходимо пустить под откос псевдо- и антинаучные основания их идеологии (все эти цивилизационные подходы, евразийские проекты, отождествление русского и советского, теории заговоров, сталинский миф и др.). Далее. Разоблачая зло, нам следует сказать, в чем главная задача этого сегодняшнего русского зла. Она состоит в реставрации всего того худшего, что уже проявило себя в различные исторические эпохи. Сегодня из этого худшего хотят слепить новую Россию. А также в уничтожении либерально мыслящих русских людей, которые не желают «петь под звон тюремных ключей». Два этих аспекта современного зла стягиваются воедино реваншистским черносотенным сталинизом и тем, что Макс Шелер назвал «ressentiment» (термин, взятый им у Ницше). Это чувство экзистенциальной ненависти и злобы, причина которого заключается в подавленности каким-то «внешним объектом» (скажем, Западом, жидомасонами, либерастами и т.п.).
Как у всякого движения сопротивления, у всякого партизанского отряда, у нас на знаменах должны быть начертаны главные слова. Предлагаю: «Граждане, Отечество в опасности!» и «Чтобы Россия стала Россией» (парафраз лозунга польской «Солидарности» 80-х годов). Это целеполагание напрямую связано с проблематикой «общества не-развития», о которой я писал выше. Если теоретики и практики социального не-развития обращаются к соответствующим векторам нашей истории, то, естественно, наша задача – актуализировать исторический потенциал русского развития. Иными словами, показать и доказать, что мейнстрим нашего пути не есть смена различных властно-диктаторских порядков. Кроме того, всем известные периоды и тенденции либерально-эмансипационного характера не являются девиантностью, а, напротив, имеют глубокие основания и весьма успешно проявлялись в нашем прошлом.
Таким образом, нам предстоит сражение смыслов, прежде всего в историческом пространстве. Его-то мы обязаны выиграть, поскольку политически уже проиграли новую гражданскую войну. Она прошла, слава Богу, преимущественно в холодных формах. И в известном отношении мы можем себя утешить: соотношение сил было явно не в нашу пользу.
Сегодня многие думающие люди задаются вопросом: как такое могло произойти со страной? Да, конечно, все последние годы жизнь становилась все несвободнее и грознее. Однако ныне – и это также констатируется – мы оказались в качественно более опасной ситуации. Естественно, ищутся причины именно такого хода событий.
Предлагаю поговорить об одной, наверное, не самой важной, но тем не менее принципиальной. В мировом общественном мнении и в науке нормативным выходом из тоталитарной системы признан германский. И, наверное, 99% этого «транзита» сводят к политике денацификации, покаяния, признания вины. Это верно. Но, как правило, без внимания остается одно очень важное обстоятельство.
Наиболее проницательные немецкие мыслители, писатели, ученые – прежде все те, которые оказались в эмиграции, – начали, говоря сегодняшним языком, аудит великой немецкой культуры. Наехали на нее с ревизией. После 1945 г. это продолжилось уже в самой стране. Эти люди хотели выяснить, в каком соотношении находятся великая немецкая культура и национал-социализм, не было ли в ней чего-то такого, что способствовало вызреванию этого чудовища. Разумеется, речь шла не о заведении уголовных дел против тех, кто когда-то составил Германии мировую славу. Но очень внимательно и жестко были обследованы идеи и другие продукты творчества германских культур-производителей. Причем как давно умерших, так и влиятельных современников.
Результатом этого изучения стало признание того факта, что творчеством многих лучших умов были созданы некоторые основания и предпосылки для возможного появления чего-то вроде нацизма. При этом все, конечно, понимали, что было бы абсолютной глупостью свести гитлеризм к некоторым болезненным явлениям в немецкой культуре.
Важнейшим результатом этого аудита, этой ревизии стало не развенчание и осуждение определенной одиозности Фихте, романтиков, Вагнера, Ницше, Шпенглера, Хайдеггера, К. Шмитта и т.п., но понимание того, что даже у тех первых и вторых имен немецкой культуры, которые в этой одиозности замечены не были, имелся определенный потенциал для формирования той среды и того человека, которые в экстремальных обстоятельствах (а Германия после поражения в Первой мировой войне оказалась в них) могли одобрить или хотя бы примириться со злом национал-социалистического типа. Об этом убедительно и, думаю, адекватно в 1930–1940-е годы писал Т. Манн. Обращаюсь к этому имени не только потому, что это один из наиболее блистательных и, если так можно выразиться, положительных гениев Германии ХХ столетия. Дело в том, что практически вся его проза и публицистика давным-давно переведены на русский язык и, следовательно, доступны для многих поколений соотечественников.