В силу тесной связи диофелитизма (так будем называть, для краткости, православное учение о двух волях во Христе) с веро–определением Халкидонского собора, исходным пунктом при решении вопроса, прямо поставленного при самом начале моно–фелитского движения, для Максима, как и для всякого другого защитника православного учения, служила та сторона соборного вероопределения, по которой Христос признается обладающим
«Во Христе две природы» — вот положение, которое одни принимали за безусловно истинное, другие, напротив, более или менее решительно отвергали. Неодинаковость подобного отношения зависела исключительно от неодинаковости определения понятий «» и «».
В определении понятий «» и «» христология Максима стоит на той точке зрения, по которой и (сущность) есть одно и то же[192]
. От них отличается , тождественное с [193], но не одинаковое с (individuum), которое имеет несколько иной смысл, чем [194]. Не таково употребление этих понятий у монофизитов, и монофелитов, и отчасти у несториан.Монофизиты, а вслед за ними и монофелиты, не разграничивают между понятием «» и понятиями «» и « » [неделимое]: все три понятия употребляются у них как тождественные. Во взгляде на значение понятия «» две крупные партии монофизитов, севериане и юлианисты, расходятся между собой.
На языке несториан понятия «» и «» сводятся также к одному и тому же: во Христе две природы, следовательно (умозаключали они) — два и лица . Но наряду с признанием двух лиц они учили прикровенно об « »[197]
, ссылаясь при этом на образ выражения Кирилла Александрийского, у которого (во втором письме к Сукцессу), между прочим, есть такое выражение: «После принятия плоти, разумно одушевленной, , , » [не разделится из–за этого на два лица и на двух сынов, но пребыл одним, разве что не бесплотным][198].