От Соболя стонали все помрежи, он загружал их работой по самую макушку. Он был трудоголиком. Просто говорящие головы на экране Вячеслава Львовича не устраивали, он находил тысячи способов, чтобы заполнить экран изобразительным материалом: картинками, фотографиями, горящей свечой, лицами актеров, роликами из фильмов – всего не перечислишь. Вот от этого и стонали помрежи, потому что огромная масса черновой работы ложилось на них. Если учесть, что все передачи шли в прямом эфире, и монтаж видеоряда творился прямо на глазах у зрителей, то человек, что-то соображающий в телевизионной кухне, мог от удивления и восхищения только цокать языком. При сумасшедшей нагрузке на телевидении Соболь умудрялся еще и на радио подработать…
Трансляции из Москвы тогда не было, только собственный эфир, и эта прожорливая телевизионная труба требовала ежедневного наполнения собственными передачами. Львиную долю так называемого политвещания, занимала епархия Вячеслава Львовича, то есть Соболя. Другую часть вещания, художественную, возглавлял Александр Иванович Шинкаренко, которого за глаза незлобно называли Саня-Ваня. Это были два лагеря, которые существовали независимо друг от друга.
Во владения Соболя я и попал. Моим первым учителем был Владимир Иванович Игнатенко, которого прозвали Игнатом. Тогда в телевизионном окружении принято было называть всех по именам или по кликухам. Семена Владимировича Юрченко звали просто Семёном, Шацкова – Шацем, Шепшелевича – Шипом и т. д. Я тоже со временем получил кличку Пат. Я как-то назвал самую молодую и красивую дикторшу Нелю Маркидонову Нэлли Ивановной, так она обиженно надула губки:
– Я что, старуха, меня Ивановной называть?
После завода мне длительное время пришлось адаптироваться к непривычной атмосфере и непонятным взаимоотношениям между людьми нового для меня мира.
– Семен – зверь, – говорил Игнат, – лучше ему на глаза не попадаться.
И я все-таки попался. На втором этаже телецентра был кинозал, в котором просматривались все материалы текущего вещания. Изредка мы заглядывали туда, чтобы посмотреть кино. В тот раз тоже смотрели кино, но уже собственного сочинения. Называлось оно «Край нашенский». Мест свободных не было, зал был маленьким, и я смотрел, стоя в дверном проеме. После 10 минут просмотра официозного фильма, я пробормотал:
– Какая скукота… – и вышел из зала, за мной выскочил красный от гнева Игнат.
– Ты с ума сошел? Ты знаешь, кто авторы фильма? Юрченко, Ткачев и Масленников.
Это были первые люди Комитета. Масленников к тому же был и режиссером ленты. Я ждал расстрела. Но его, однако, не последовало. Я так же спокойно работал, на второй месяц я уже самостоятельно монтировал новости, а на третий самостоятельно выходил в эфир. Было три выпуска: последние известия в начале эфира, «Теленовости» в середине, и завершалось вещание «Глобусом» – нарезкой сюжетов хроники со всего света. Так что часов в 10 утра я приходил на студию и уходил в полночь, когда заканчивалось вещание. Владимир Петрович Бусыгин, в обиходе – Бус, любил водить по студии экскурсии и, заглядывая ко мне в монтажную, показывал меня как редкий экспонат:
– Вот видите, Этот пришел с завода, где получал инженерскую зарплату 144 рубля, на ассистентскую ставку в 70 рублей… Видите, какие энтузиасты у нас работают!
– Лучше бы зарплату добавил, – пробормотал я.
А зарплату добавляли нехотя. От категории до категории не менее двух лет. Да и надбавка от категории до категории 10–20 рублей… Слезы. Приходилось подрабатывать. Или написанием текстов, или любительской киносъемкой.
–
–
–
–
–
–
–
Вот так же и у нас: текст для сюжета – 3 рубля, снять на пленку якобы любительский сюжет – 7–9 рублей. 5 старушек – рубль. Да и те небольшие гонорары часто урезали.
В редакцию новостей, где я работал, вбегает радостная Света Волошина.
– Поздравьте, Семен отправляет меня на зональный семинар в Новосибирск.
В редакции тогда работали два Бориса: Максименко и Лифшиц, и еще ветеран журналистики Георгий Исаевич Громов. Все, конечно, порадовались за новенькую. Вдруг, после небольшой паузы, Георгий Исаевич, хитро улыбаясь, спросил:
– Света, а это у тебя настоящие волосы или как?