— Как вам сказать, — отвел глаза Николай. — Водитель, что будет нас возить, не просто мой коллега, но еще и человек, строго соблюдающий все правила. И в ресторане, где мы будем обедать, вас точно будут чутко охранять. И дворник, который служит в этом доме… — Коля понял, что перешел все границы и, выкручиваясь, неожиданно выпалил: — В общем, безопасность иностранцев превыше всего.
— Оно и видно, — жестко кинула Триоле, кивнув на Колин карман, в котором лежало фото из морга. Но потом сжалилась. — Ладно. Пожалуй, на какое-то время мы сможем изображать неведение перед посторонними.
— Спасибо! Я не зря в вас верил! — горячо выпалил Коля и снова пошел в наступление: — А еще нам нужно осмотреть комнату, где жила Милена.
— Э… — недовольно вмешалась мадам Бувье, — она жила в моей комнате. Там и мои вещи… Если я не ошибаюсь, вы не имеете права на обыск. Я французская подданная.
— Вы не ошибаетесь, — вступил Морской, вспомнив о возложенном на него контроле за корректностью и осторожностью. — Без вашего разрешения и присутствия мы, разумеется, в комнату не войдем. Но без осмотра помещения и вещей мы также не сможем оперативно разобраться в происшедшем…
— Логично, — неожиданно смирилась мадам Бувье и распахнула дверь в свою комнату. — Смотрите, чего уж там… Можете даже без меня. Чего я там не видела!
— Но прежде еще одна просьба, — продолжил Морской. — Расскажите, что вы знали о Милене Иссен… Вы обе, если можно…
Морской опасался, что мадам Триоле откажется, сославшись на свое право хранить молчание до официальных разбирательств, но та оказалась человеком на удивление неконфликтным.
— Да, это можно, — сказала она, немного подумав. — Поймать убийцу в наших интересах. Что ж, я начну. — Мадам Триоле вытянулась, сосредоточилась и, несколько раз моргнув, стала похожей на сдающую экзамен школьницу. — Когда мадам Бувье написала нам, что хочет присоединиться к нашей группе, я обрадовалась. Я читала ее романы и уважала ее как писателя. Наличие компаньонки нас тоже не смущало. Мадам столько лет, что кто-то должен о ней заботиться, и мы в тайне радовались, что есть кому этим заниматься. И вот они пришли. — Эльза глянула на Бувье, как бы заново оценивая ее. — Тогда они показались дамами, порядочными во всех отношениях. Милочка по большей части все молчала. В нашем обществе появлялась редко. Красивая, спокойная, с хорошими манерами. Немного странным было видеть королевскую осанку у простой компаньонки… — Эльза улыбнулась какой-то своей тайной ассоциации, но тут же пояснила: — Я слишком акцентирую все, что связано с осанкой. Сестра сутулится, и мама всю жизнь меня стращала, чтобы я держала спину ровно…
— Верно подмечено! — хмыкнула поэтка. — Я про Милену. Очень уж прямая. Я как-то даже спросила, не проглотила ли она палку. Но Милена шутку не поняла и ответила, мол, что вы, ничего я не глотала… — Тут Бувье широким жестом прижала руку к груди и поклонилась в сторону Эльзы, явно извиняясь не только за последнюю реплику. — Но я вас перебила, прошу прощения…
— Так вот, — то ли не принимая извинений, то ли не замечая их, продолжила рассказчица. — Всю дорогу из Парижа до Москвы мы Милену почти не видели. Ее укачивало в поезде, и потому она купе не покидала. Даже обеды ей мадам-поэтка сама носила из вагона-ресторана. Мы еще смеялись, что не понятно, кто за кем ухаживает. В Москве всю неделю мероприятий Милена тоже держалась в тени. Пару раз вышла куда-то с нами, но в основном сидела в номере. Считалось, что ей все еще не здоровится. Я даже заподозрила подвох — кто ж, приезжая в путешествие, сидит в гостинице? — но потом, когда, уже в Харькове, у бедняжки совершенно осип голос, я поняла, что Милочка и правда больна… Но, кстати, даже будучи больной, она оказывалась иногда полезна. То за продуктами сходит — я люблю готовить дома, и здесь тоже кое-что делала, хотя у вас в стране и любят общепиты, и в нашей квартире, как вы видите, даже и кухни нет, то примус разожжет — у меня вечно ссоры с этими техническими новинками, а когда он стоит прямо в коридоре, опасность устроить пожар увеличивается в стократ, то еще в чем-то поможет по хозяйству… Мы ведь даже в Париже без домработницы живем. Все эти ложные убеждения, мол, один человек не должен унижать другого, перебрасывая на него свои бытовые проблемы, прочно внедрились в наши головы. Несуразность этих сентенций я поняла уже тут, когда прочла заметку в «Известиях». Пока мы у себя в Париже воображаем, семьи молодых рабочих в СССР нанимают домашних помощниц, чем ликвидируют безработицу и улучшают свой собственный быт. Домработницам — быть!
— Зачем? — вырвалось у Светы.