Труп из Первой столицы

Через мгновение на пороге кабинета появились двое всклокоченных мужчин в непривычно светлых костюмах. У одного — того, что выше, тоньше и бледнее, — вместо галстука была повязана старомодная бабочка. «Который Арагон? Наверное, тот, что в галстуке. Он ведь прогрессивный и коммунист», — подумала Света, не сумевшая найти сходства с газетными снимками знаменитого поэта ни у одного из вошедших. Она одновременно и смущалась от внезапной встречи с мировой знаменитостью, и старалась быть побойчее, чтобы не выглядеть слишком заискивающей перед иностранцами. Впрочем, до Светиного поведения сейчас никому не было дела. Внимание было приковано к недовольно гримасничающему Коле.

— Похож! — Нет, не похож! — Кроме стрижки и роста — ничего общего! — Похож — только на Володю лысенького, а на Володю с пробором уже совсем не похож. — Один в один, но не он! — спорили иностранцы. Ситуация усугублялась еще и тем, что бóльшую часть реплик все они говорили на французском языке, а аккуратный подтянутый и серьезный Андре Гавриловский — когда Эльза Юрьевна представила присутствующих, оказалось, что с галстуком был все же переводчик, — деловито перебрасывая незажженную сигарету то в один, то в другой кончик рта, то ли высказывал собственное мнение, то ли — с точной интонацией и особенностью характера говорящего — переводил слова других на русский.

— Вот это мистика! — сверкая глазами, рассказывал явно довольный случившимся Поль, выбравшийся из своих одеял. — Лежу, никого не трогаю, пишу свой труд о Маяковском…

— Прям пишешь? — ахнула Эльза Юрьевна с насмешкой.

— Да! — твердо заверил Поль, по-шутовски распахивая объятия и обнимая одеяло. — Нахожусь при исполнении творческих обязанностей, непосредственно на своем рабочем кресле!

— Да, милый, он действительно талантлив! — Гавриловский зачем-то перевел фразу Эльзы Триоле, обращенную к мужу. — Наш Поль меньше недели в СССР, а уже прочувствовал атмосферу и научился составлять звучные советские обороты. Его б энергию, да в правильное русло.

— Вот оно — русло! — подскочил поэт, указывая на Николая. — Вдруг в комнату вплывает Маяковский. Я понял, это знак. Мой мысленный трактат о Владимире Владимировиче развивается в правильном направлении. Я доволен!

— И мы довольны этим вашим сходством. Кусочек воспоминаний о Володе — это всегда приятно! — нежно улыбнулась Коле Эльза Юрьевна и, поспешно глянув на Свету, виновато прижалась при этом лбом к плечу мужа. Луи Арагон пробормотал что-то утвердительное, будто понял, о чем она говорила и поддерживал мысль. — Скажите, товарищ, вы нарочно так подстриглись из уважения к погибшему поэту, или это просто совпадение?

Заслышав это, Света густо покраснела. Конечно, ни о каком сходстве с Маяковским она, выравнивая «почти под ноль» затылок мужа, и не думала.

— А вы с какой целью интересуетесь? — прищурился Коля.

— А я Маяковским вообще всегда интересуюсь, — рассмеялась Эльза Юрьевна. — Даже похлеще, чем наш Поль. Он — для мысленного трактата, а я — в качестве интереса к близкому человеку. Владимир Маяковский, до того, как в мою сестру влюбился, долго за мной ухаживал. А потом я их с Лилей случайно познакомила. Но я не обижаюсь, моя судьба и мой поэт, как видите, настигли меня много позже, — она еще теснее прижалась к Луи Арагону и несколько ехидно добавила: — И у нас, в отличие от Лили и Маяковского, любовная лодка о быт никогда не разобьется. К прежним мужьям и женам никто возвращаться не намерен. — Тут она перехватила очень странный взгляд Морского. — Отчего вы так на меня смотрите? Не верите?

— Удивляюсь, что мы заслужили такую откровенность, — мягко объяснился Морской.

— Да это не откровенность вовсе, — хмыкнула Эльза Юрьевна. — Это всем известные факты. И потом, у меня такая удивительная жизнь, что я с ума бы сошла, если бы хотела «держать лицо». Все время пришлось бы что-либо смягчать и сглаживать. А я не хочу. Особенно в присутствии человека, похожего на Маяковского. Говорю всем все как есть, ничего не скрывая. Так, знаете ли, намного легче и интересней. Вы не думайте, что юношеским романом у нас с Володей все ограничилось, — вновь обратилась к Коле Эльза Юрьевна. — Наша с ним история после его встречи с моей сестрой не прекратилась. Мы всегда с ним дружили. До последнего дня. Так что имею право наводить справки, так сказать… Володя часто приезжал в Париж. Он снял нам первую квартиру, когда у нас с Арагошей совсем не было денег, но жить друг без друга мы уже не могли. А мы спасали его от жуликов, когда он совершенно проигрался и никак не мог отвязаться от плохой компании…

— А знаете, — Морской решил немного сменить тему, — отчего бы нам, дополнительно к запланированным прогулкам, не проехаться по маршруту «Маяковский в Харькове»?

— Ух ты! Вот это понимаю предложение! А то сплошные выступления на съезде и прочая пустая болтовня! Я — за! — Поэт Поль Шанье неожиданно оказался вполне влиятельным членом иностранной делегации.