Труп из Первой столицы

А еще однажды Света была на его выступлении. Без всякой надежды на отклик знаменитого музыканта пригласили на творческий вечер местной школы. И Гнат Мартынович, опровергая слухи про свою нелюдимость и невозможность выступления настоящей знаменитости на выселках, блеснул своими знаменитыми жгучими черными очами, взял свою удивительную бандуру и пришел. То ли потому, что его дети — милый мальчишка и деликатная девочка с доверчивым взглядом — ходили в эту школу, то ли потому, что был чудесный летний вечер. Даже самые последние школьные хулиганы на том концерте то плакали, то смеялись, то неистово стучали ногами по ножкам впереди стоящих скамеек, не умея ничем другим выразить переполняющий их души восторг. Света тогда твердо решила пойти выучиться этой специальной («харьковской», как сказал со сцены Гнат Мартынович) технике игры и этому гипнотизирующему полупению-полусказанию. Увы, кружков по бандуре в поселковом клубе не оказалось, а в хоре и музыкальной школе, где можно было бы выучиться петь, Свете сказали, что учеников без слуха и голоса не принимают, а выражение «бандуристы поют сердцем» Гнат Хоткевич на концерте употребил в переносном смысле.

И вот теперь Хоткевич выступал в родной Светиной библиотеке. Очередь на вход в читальный зал заканчивалась где-то далеко на первых ступеньках ведущей к нему закругленной лестницы. Хоть Света и стояла ближе к входу, ведь вышла из соседнего кабинета, но лезть напролом сочла безнравственным. Поднявшись на носочки, она сквозь головы впередистоящих товарищей разглядела обстановку в зале. Столы куда-то сдвинули, расставив стулья сплошными рядами. А за рабочей стойкой вместо сотрудника библиотеки сидел Хоткевич. Причем с бандурой! Неужто будет петь?

— Лекция-декламация под звуки инструмента, — задавшись тем же вопросом, и уже все разузнав, произнес кто-то в очереди. — Сказ о писателе Коцюбинском.

Глаза людей сияли. Некоторые парни стыдливо теребили воротники. Света обрадовалась, догадавшись почему. Мужчины летом, как положено, ходили в косоворотках и прочих рубашках разных фасонов. Еще пару лет назад при этом воротники и манжеты украшались продающейся повсюду тесьмой с украинскими национальными узорами. Сейчас, когда мода на вышиванки прошла, народ кинулся массово спарывать тесьму, оставляя характерные дырочки на одежде. И вот сейчас, заходя под волшебные звуки перебора струн в зал, где в свете настольной ламы, прямо под гигантским портретом товарища Ленина, устремив горящий взор куда-то вдаль, восседал величественный седой бандурист в украинском национальном костюме, мужчины, конечно, стыдились своих изувеченных рубашек…

«Вот вам всем!» — с невесть откуда взявшимся ехидством подумала Света, не забыв при этом в который раз порадоваться, что Коленьке на работе выдавали форму, избавляя от необходимости что-то нашивать или отпарывать, заботясь о моральном и социальном значении собственной рубахи.

В момент, когда очередь немного рассосалась, и оставалось всего несколько шагов, чтоб оказаться в вожделенном зале, кто-то уверенно и твердо взял Свету за локоть:

— Товарищ Инина-Горленко, не спешите! Пройдемте, мы должны поговорить!

* * *

— Пустите меня немедленно, пожалуйста! — забормотала Света, настойчиво оттаскиваемая вниз по лестнице. Разрываясь от противоречивого желания немедленно кинуться в драку, не обидев при этом обидчика, она слегка растерялась. Невысокий дядька солидного возраста в пахнущем лекарствами костюме производил впечатление интеллигентного доброго человека, но держал при этом Светин локоть так крепко, будто был хорошо натренированным хулиганом. Серые глаза его смотрели мягко и вроде бы умоляюще, но тонкий рот кривился словно бы в насмешке. А нос, похожий на орлиный, казался носом очень строгого человека.

— Не беспокойтесь, я сейчас все объясню, — сказал он, подталкивая Свету к окну вестибюля, где, опираясь на подоконник, стояла совсем юная девушка с загадочным выражением лица. Глаза ее были закрыты, а пальцы, словно сказочную волшебную палочку, артистично теребили белую трость. — Меня зовут профессор Соколянский, а это Лена, моя ученица и помощница, — многозначительно сообщил он.

— Света, — из глупой привычной вежливости представилась Светлана и протянула девочке руку. Та на дружеский жест никак не отреагировала.

— Вы, кажется, нас не вспомнили, — забеспокоился профессор. — Вам говорил о нас товарищ Кулиш. Я ученый-дефектолог, педагог, создатель харьковской школы слепых. Микола Гурович рассказывал вам о моей работе и о Лене, которая, хоть и слепа, но видит в этой жизни куда больше нас с вами.

— Извините, — Света засмущалась и убрала было руку, но тут слепая точным движением перехватила ее и пожала.

— Вам не за что извиняться, — тихо сказала она, улыбнувшись. — Я не привыкла к рукопожатиям, поэтому не сразу нашлась, как отреагировать на взмах вашей руки. Только сейчас поняла, что это ваш способ знакомства. У нас он немного другой. Вы позволите?

Прежде чем Света успела что-то сказать, холодные тонкие пальцы быстро пробежались по ее лицу.