Труп из Первой столицы

— Скорее безответственный. Не задумывался, что в один прекрасный день все тайное может стать явным и при этом навредить. Если бы умер, был бы только рад, что, скажем, Ларочка или ее потомки найдут за шкафом дедово послание с примером чудесных качественных газетных фельетонов. Но арестован — это по-другому. Найдут, дополнят компрометирующими личность обстоятельствами и припишут подрывающую советский строй деятельность вместо обычной помощи супруге.

Ирина с грустью смотрела, как Морской топил измельченные газетные вырезки в уборной. Цепочку сливного бачка пришлось дергать раз пять, чтобы весь Аверченко и Тэффи, прицепившаяся к нему на оборот страницы, наконец пошли ко дну… Морской, между тем, пошел в прихожую, достал из-под свисающих по вешалке плащей свой толстый рабочий портфель и выгрузил оттуда поочередно свежую сорочку, носки, зубную щетку и бритву.

— Все это тоже вас компрометирует? — удивилась Ирина.

— Скорее вас, — подмигнул Морской. — Ведь это доказательства того, что я готов сбежать в любой момент. Гигиенические принадлежности и одежду, как вы знаете, всегда ношу с собой на случай, если придется заночевать вне дома. Ведь утром на планерке как профессионал я должен выглядеть свежо, что б ни случилось накануне. Но я в портфель подался не за этим, — он выудил со дна пачку бумаг. — Это задачи, нуждающиеся в моей рассмотрении. Тексты на рецензию, письма с вопросами, статьи на отзыв… Таких в редакции у меня еще два ящика стола, но эти особенно неоднозначны, и я их ношу с собой, чтоб, если выпадет минутка, все обдумать. А люди ждут. И если я не потороплюсь, то вообще останутся без ответа. Вот например! — Морской утащил Ирину снова в зал и положил перед ней небольшую стопку машинописных листов. — Рассказ на юмористическую полосу. Очень милый и злободневный. Автор описывает, как совершил противозаконные махинации с жилплощадью. Он преподаватель и имеет право на комнату в студенческом общежитии «Гигант». Учитывая, что он проживал с матерью в бывшей кладовке одной большой и ныне коммунальной квартиры, логично было б заняться «выбиванием» комнаты, но он тянул. Ему казалось, что преподаватель должен держать дистанцию и не может встречаться со студентами на кухне каждый день. Да и «Гигант» казался местом мрачным — прямо у кладбища, за множество трамвайных остановок от центра. И тут нашелся знакомый, захотевший вселиться в «Гигант». С женой и дочкой он жил неподалеку от автора рассказа, занимая одну из трех комнат старенького дома. Знакомый этот страшно разругался с соседями, живущими в двух остальных комнатах квартиры. Он предложил свое жилище на обмен. И все в итоге сделались довольны. Знакомый — потому что он всю жизнь мечтал жить в общежитии, где если уж есть соседи, то их сразу много, и ссоры с кем-то конкретным ничего не изменят. Соседи, от которых он сбежал, обрадовались еще и потому, что новый жилец использовал комнату только как рабочий кабинет, а кухней пользовался в квартире у матери. Сам автор тоже был в прекрасном настроении — нежданно-негаданно они с матерью оказались владельцами двухкомнатного жилища с минимальным набором соседей. Пусть комнаты разделяло некоторое расстояние, но это все равно был успех. Но вот недавно автор усомнился. Он прочитал предписанные ЖЭКом нормы и понял, что живет слишком зажиточно. На мать с сыном по нормам была положена одна комната, и все тут. Но как же так — если получать комнату по месту службы — то ты имеешь право жить отдельно. А если дом неведомственный — нет. Опять же, если обменяться — то имеешь, а если просто встать на очередь и въехать — то нет. — Морской перевел дыхание. — Рассказ о том, что нормы первой пятилетки устарели, когда жилищный кризис приводил к нещадным уплотнениям, и что надо принимать новые правила, с учетом развития строительного сектора. Написан текст блестяще. И остроумно, метко, и красиво.

— Так что же вы тянете с рецензией? — удивилась Ирина.

— То-то и оно. Рассказ автобиографичен. Есть подозрение, что, как только его опубликуют, у человека тут же заберут его рабочий кабинет. По нормам, мол, простите, но слишком вы зажиточно. Свой кабинет — удел буржуазии. До публикации про это никто не задумывается и ни на какие нормы сейчас уже не смотрят. Но кто знает, что начнется, появись этот рассказ в печати. Вот и не знаю, кого мне защищать — талантливое произведение или автора?

— А вы ему все прямо напишите — мол, рассказ хороший, но лучше не печатать.

— Мда… — вздохнул Морской. — Получая подобные отзывы, я раньше впадал в отчаяние. А теперь, став рецензентом сам, понимаю, что тексты, похоже, действительно были хорошие. Прямо беспокоюсь о качестве тех, которые напечатали — неужто полная нудотина, раз взяли?

— Что вы такое говорите! — Ирина нервно обернулась и пошла закрыть окно. — Опомнитесь! Вас еще даже не арестовали, а вы уже болтаете, как ссыльный!