Труп из Первой столицы

— Мы старались быть максимально честными, — вздохнула Ирина. — Но кое в чем это было невозможно. Зато, когда вы сбивались с пути из-за нашей лжи, мы сразу поправляли. Помните, вы стали думать, что Семенко опоили так же, как меня? Я сразу закричала, мол, неправда. И Морской, к счастью, мне подыграл. Притянул к происшедшему историю о поэте Семенко, с которым, как с человеком, пьющим, всяко может быть.

— Что? — хором воскликнули Коля и Света. — Убирая с пути одну ложь, вы подсунули другую, а теперь еще и хвалите себя за это?

— Мда, — растерялась Ирина. — Получается, так. Но, я не думаю…

— Да вы и не должны! — рявкнул Николай. — Не думая, не делая никаких выводов, просто расскажите мне все так, как есть.

— Я и рассказала. А про Сименко — сами виноваты. Есть поэт Семенко. Про него Эльза Юрьеван и говорила. Да вы и сами наверняка его знаете, и фамилию слышали, и стихи читали — они прекрасны, что тут говорить… Так что вы сами могли догадаться, что декоратор Сименко — это совсем другой человек. И про него я ничего не знаю… Могли, но не захотели, значит, не очень-то было и нужно…

— Понятно, — выдавил из себя Коля. — Версию с отравлением Сименко возвращаем как наиболее вероятный способ убийцы проникнуть в поезд к Милене. Тьфу ты! — он все же не сдержался. — Теперь придется снова проговаривать все события и зацепки, вычеркивая те, что ведут к вам или образовались по вашей вине…

— С удовольствием вам поможем, — без всякого удовольствия произнес Морской.

Тут Коля заметил, как журналист устал. Явление миру обессиленного Морского, вообще говоря, было чем-то вроде снега летом или попа в Наркомпросе. Ни длительные редакционные заседания, ни посиделки с друзьями, ни ночной преферанс, ничто раньше не давало повода заподозрить, что Морской может растерять свою хваленую энергию. Сам Коля тоже чувствовал себя разбитым, сказалось и нервное напряжение, и то, что за прошедшие сутки он спал всего три часа…

— Всего-то ночь тюрьмы, допрос и полдня в клетке, — вслух хмыкнул Коля, — Вы уже сам не свой. Да и я тоже. Наверное, нам нужно взять паузу и все обдумать. Через пару часов с новыми силами все обсудим снова. Что скажете?

— Ну уж нет! — взревел Морской. — За пару часов я тут с ума сойду. Тем более с Ириной Санной… Давайте побыстрее покончим с этим делом!

— На глупые шутки у него силы есть, значит, и на расследование найдутся, — поддержала бывшего супруга Ирина.

— Не могу поверить, что я это говорю, но… В целях интересов следствия и ввиду серьезной мотивации у вас… Вы ведь действительно заинтересованы поймать убийцу. Да и деваться вам некуда. — Коле явно было страшновато, но он решился. — До окончания следствия вы свободны. Идемте к черту из этого подвала. — И уже по дороге тихонько добавил: — Лично от себя прошу: пожалуйста, не пытайтесь никуда убежать. Мне на службе просто голову оторвут, если поймут, что, зная о ваших планах на отъезд, я не передал вас в руки правосудия, а отпустил на время, достаточное, чтобы доказать свою непричастность к убийству.

Выходя из подвала парами, участники следственной группы тихонько перешептывались.

— Черт! Выходит, им сейчас выгодно затягивать расследование, чтобы подольше оставаться на свободе! — жаловался Свете Николай.

— Нет! Ты что, не видишь, они взаправду хотят помочь! Нам и себе, и памяти Милены. Забудь свое нелепое «затягивают». Не могут они быть настолько прагматичны…

— Да вижу, вижу… Но должен же я все предусмотреть… Это я как раз стараюсь быть прагматόчным, раз больше некому, — примирительно бурчал Коля, то ли играя словами, то ли, как частенько бывало, путаясь в них.

— Мне кажется, Коля повеселел, поняв, что может хоть немного нам помочь, — в это же время шептала Морскому Ирина. — И он нам доверяет! Отпустил ведь! Вот видите, не билась ваша дружба!

— Ну, скажем так, она, конечно, билась. Но не разбилась. Надеюсь, он действительно готов дождаться, когда мы найдем убийцу, и уж потом отчитываться начальству о прорыве в деле.

Ни те ни другие не ошиблись.

13

Безошибочное женское чутье

Глава, в которой вы поймете больше, чем герои

— Что это вы делаете? — удивилась Ирина, глядя, как Морской, едва войдя в квартиру, принялся, пыхтя, отодвигать в зале книжный шкаф.

— Привожу в порядок дела, — ответил он, выуживая из импровизированного тайника какие-то бумаги. — Тут наверняка будет обыск. Я кое-что обдумал этой ночью. Жить так, чтоб можно было с чистой совестью умереть в любую минуту, — не достаточно. Жить нужно так, будто в любую минуту можешь быть арестован. Последнее обязывает больше. — Морской с тоской смотрел на старые газетные вырезки. — Всего-то журнальные вырезки, завернутые в газеты. Но собирал все детство и всю юность, так жаль выбрасывать…

— Ого! Аверченко! — Ирина присмотрелась к заголовкам. Как и все покинувшие страну дореволюционные публицисты, Аркадий Аверченко, то есть «классово чуждый элемент», был запрещен, а хранение запрещенной литературы могло повлечь за собой страшные последствия. — Не думала, что вы такой отважный!