Трупный синод

— Великолепный граф великой Тосканы! Приберегите ваши сладкие речи для вашей любимой Теодоры Теофилакт! Я вовсе не намерена тратить время на дурацкие церемониалы и предубеждения, равно как и на обсуждение нелепых домыслов и слухов, — в конце фразы досталось и Альбериху.

Адальберт изменился в лице. Сокрушенно покачал головой и Сергий. Именно он поведал Агельтруде имевшиеся у него сведения об интересной связи Адальберта с ненавистной герцогине Теодорой, однако он никак не рассчитывал, что полезная информация, способная в удобный момент воздействовать в нужном направлении на графа, будет так опрометчиво и поспешно обнародована.

— Я вас не понимаю герцогиня. Ваши намеки совершенно недопустимы. И еще более недопустим тон, в котором все это было сказано!

— По-видимому, герцогиня Сполетская выразила желание, чтобы наш разговор не утонул в излишних многословиях и был предельно конкретен, — дипломатично попробовал разрешить конфликт Сергий, — что до Теодоры, то не только сиятельный и обаятельный граф Тосканы находится под очарованием этой незаурядной женщины, но и многие мужчины, которых я знаю, да и я бы солгал, если бы утверждал, что подобные грешные мысли не приходили в мою бестолковую, а потому по достоинству лишенную епископского сана голову, — с иронией добавил он.

Попытка облечь все дело в шутку удалась. Иной раз бывает полезно в предгрозовой ситуации выставить на смех именно себя. Гости от всей души рассмеялись и согласились со словами Сергия.

— И все же, благородные мессеры и благочестивые отцы, — не угомонилась Агельтруда, — надо действовать. И действовать предельно быстро.

— Согласен с премудрой герцогиней, — в разговор вступил кардинал Христофор, — ни в коем случае нельзя допустить созыва Собора в январе. С большой долей вероятности приверженцы сполетской партии могут понести суровое наказание, вплоть до изгнания из лона кафолической церкви. В этом случае интересы Сполето и Тосканы никогда более не будут весомыми в Риме.

— Поскольку папа уже избран, вариантов для действий он нам оставил немного, — сказала Агельтруда, не давая разговору увильнуть в дипломатические джунгли.

— Как говорят злые языки, коим, безусловно, доверять опасно, уже упомянутая здесь Теодора и ее муж в свое время проявили определенный талант в разрешении этой щекотливой проблемы, — сказал Сергий, сильно щурясь и оглядывая всех собравшихся.

Агельтруда вновь поморщилась.

— Да неужели без этих хитрых и продажных греков нет других способов сделать дело? Вы же видели, они целиком и полностью отныне на стороне формозианских пап. Сначала усердно облизывали Романа, теперь источают елей Теодору.

Сергий вновь взял слово.

— Ошибки и поражения наши в том, что не мы в последнее время управляли событиями в Риме. Мы только послушно следовали за теми, кто их вершил, на шаг отставая от них в своей реакции. К тому же папа Стефан, да смилостивится Господь над его душой, в последние дни своей жизни был излишне истеричен в своих поступках, что и погубило его. На мой взгляд, надо перехватить инициативу и сделать так, чтобы в этом шатрандже уже мы играли белыми.

Многие недоумевающе взглянули на него. Игра в шатрандж122 для большинства из них была в диковинку. Тем не менее, смысл сказанного был понятен всем.

— Как же нам осуществить этот первый ход? — спросил Адальберт, не преминувший проявить свою эрудицию перед остальными. В шатрандж его научила играть Теодора.

— Позволю себе рекомендовать вам, благородные гости, мессера Альбериха, достойного графа Камерино. На протяжении последних месяцев я не раз убеждалась в том, что граф Альберих мужественный и отважный воин. А главное человек, обладающий очевидной изобретательностью и связями с людьми нужного нам таланта.

«Иными словами с наемными убийцами и отравителями», — мысленно съязвил Адальберт, с любопытством разглядывая суровое лицо Альбериха. Он видел его далеко не в первый раз и давно убедился, что Агельтруда проявляет к камеринскому графу определенную, быть может, уже и не совсем дружескую симпатию и доверие. Самому же Адальберту камеринский граф был не то, чтобы противен, просто и внешне, и повадками своими Альберих был прямой противоположностью тосканскому сибариту. Альберих был человеком своей эпохи, готовый с отвагой и расчетом проливать кровь свою, а лучше чужую, природа наградила его внушительными габаритами во всех измерениях, а его вечно косматая, как у льва, голова напоминала всем его видевшим о недавних временах владычества лангобардов. Во всем и при всяких проблемах он полагался на силу, даже в общении с женским полом и при этом свято верил, что последним только этого и надо. Лишь для Агельтруды он еще пока делал исключение, ибо сила силой, но, как у всякого хищника, у него отлично работала интуиция, и он был достаточно хитер.

— Так вы беретесь помочь… всем нам, мессер Альберих? — спросил Адальберт.