Трущобы Севен-Дайлз

Его слова ее озадачили. Она стояла посередине комнаты, недоуменно глядя на Наррэуэя. Тот с каждым мгновением выглядел все спокойнее. Если Гаррик был и впрямь таким праведным и благородным, каким нарисовал его Наррэуэй, «мускулистым христианином», как охарактеризовала его Веспасия, он вряд ли стал бы обижать лакея, не говоря уже о чем-то худшем, чего они с Грейси в последнее время начали опасаться.

Наррэуэй заметил, что она колеблется.

– Но если ему покажется, что кто-то его критикует, он не знает пощады, – продолжил он. – Он не привык, чтобы кто-то – кто бы то ни было – сомневался в его правоте. Как и многие гордые люди, он не любит, когда кто-то вторгается в его жизнь.

Шарлотта слегка вскинула подбородок.

– И что он мог бы сделать, мистер Наррэуэй? Очернить мою репутацию в обществе? Ее у меня нет. Мой муж – офицер Особой службы и даже если располагает некой властью, для окружающих он как будто не существует. Когда он был суперинтендантом на Боу-стрит, я еще могла лелеять какие-то надежды пробиться в общество, теперь таковых у меня не осталось.

Ее гость едва заметно покраснел.

– Я отдаю себе в этом отчет, миссис Питт. Многие люди свершают великие деяния, которые, однако, остаются непризнанными. Я уже не говорю об элементарной благодарности. Единственное утешение, что даже если вас не хвалят публично за ваши успехи, то и не ругают за ваши провалы. – По его лицу пробежала тень, однако он тотчас подавил в себе минутную слабость. – А они есть у нас… у каждого.

В его голосе слышалась тяжесть, сколь старательно он ни пытался ее замаскировать. Шарлотта поняла: он имеет в виду себя и некий болезненный опыт, невидимый окружающим. Им руководила не вера, а знание.

– Я забочусь о вас, миссис Питт, – продолжил он. – Разумеется, он не станет принижать вас в глазах ваших знакомых, однако его влияние таково, что, если он сочтет нужным, он может пустить его в ход против всей вашей семьи, особенно если ему покажется, что его репутация поставлена под удар. – Наррэуэй внимательно следил за ее реакцией. Шарлотта оцепенела под его взглядом, как будто он физически сковал ее невидимыми цепями.

– Вы считаете, что с Мартином Гарви случилось что-то нехорошее? – спросила она. – Прошу вас, скажите мне честно, независимо от того, могу я ему помочь или нет. Ложь, даже самая приятная, не исправит моего поведения. Обещаю вам.

Несмотря на всю его серьезность, в его глазах промелькнула искорка юмора.

– Не знал. Однако не могу придумать причин, почему должно быть иначе. Кстати, а что, собственно, вам известно о нем?

– Почти ничего. Но его сестра, Матильда, знает его всю свою жизнь. Это она в первую очередь и тревожится за него, – ответила Шарлотта.

– Или просто обижена? – Он вопросительно поднял брови. – Может быть такое, что они просто уже не так близки, как раньше, и она переживает по этому поводу? Она чувствует себя одиноко и скучает по нему. Он же живет своей собственной жизнью. Она поверит во все, что угодно, выдумает любую опасность, от которой его нужно спасать. Просто так ей даже легче, нежели думать, что он больше в ней не нуждается. Вы не согласны?

И вновь ей показалось, что она услышала печаль в его голосе, как будто в его душе промелькнула тень старой боли, невидимой окружающим. А еще он как будто знал о Тильде что-то такое, чего, возможно, не знала она.

– Что ж, может быть, и так, – мягко сказала Шарлотта. – Тем не менее это не мешает убедиться в том, что с ним все в порядке. Ведь кто знает… – Она почти добавила, что он наверняка должен это знать, так же, как и она, однако, еще не закончив фразы, увидела в его взгляде понимание и не стала продолжать.

Они постояли несколько секунд. Затем он расправил плечи.

– Тем не менее, миссис Питт, ради вашей же безопасности, больше не наводите никаких справок в отношении мистера Гаррика. Нет никаких причин полагать, что он причинил вред своему слуге, разве только его репутации. Но это нечто такое, чего вам уже не исправить.

– С удовольствием вняла бы вашим увещеваниям, мистер Наррэуэй, – как можно спокойнее ответила Шарлотта, – но если я хоть чем-то могу помочь Тильде, я непременно это сделаю. Я не вижу, чем это может повредить мистеру Гаррику, если его совесть чиста… Если же нет, то он, как и любой другой, должен за это ответить.

По лицу Наррэуэя промелькнула тень раздражения.

– Но не перед вами, миссис Питт. Или вы не… – он осекся.

Шарлотта одарила его своей самой очаровательной улыбкой.

– Нет, – ответила она. – Кстати, могу я предложить вам чашку чая? Правда, мы обычно пьем его в кухне, и если вы не против…

Наррэуэй на миг застыл на месте, словно от этого решения зависело нечто важное, как будто даже из гостиной он ощутил тепло и уют домашнего очага, запах до блеска натертых полов, чистого белья, сверкающего чистотой сервиза на серванте, щекочущих нос ароматов еды.

– Нет, спасибо, – произнес он, наконец, – мне пора домой. – В его голосе Шарлотте послышалось сожаление, выразить которое были бессильны любые слова. – Спокойной ночи.