Трущобы Севен-Дайлз

Наррэуэй промолчал, но его тело как будто сделалось деревянным. Казалось, слова Питта имели куда более глубокий, потаенный смысл, нежели хорошо известные им факты.

– Сказанное им – полная бессмыслица, – продолжил Питт, досадуя, что Наррэуэй ничего не сказал в ответ, чтобы хоть как-то облегчить их разговор. Но похоже, что его начальник был так сильно подавлен или же, наоборот, взбудоражен, что его обычная проницательность на сей раз изменила ему. Он ждал, что Питт скажет дальше.

– Но если она не убивала Ловата, зачем ей понадобилось избавляться от тела? – продолжил Питт. – Почему она не позвонила в полицию, как поступил бы любой на ее месте?

Наррэуэй сердито посмотрел на Питта.

– Потому что она нарочно подстроила эту ситуацию, вот почему, – прохрипел он. – Она хотела быть пойманной. Возможно, это она позвонила в полицию. Вам это не приходило в голову?

– Чтобы выставить себя преступницей? – не поверил собственным ушам Питт.

Лицо Наррэуэя исказила страдальческая гримаса.

– Дело еще не дошло до суда. Подождите, и вы услышите, что она там скажет. Пока что, если Талбот говорит правду, она вообще молчит как рыба. Но что, если в последний момент она передумает или будет вынуждена признать, что это Райерсон застрелил Ловата в приступе ревности? – Наррэуэй голосом постарался передать тон, каким она это скажет. – Да, она пыталась скрыть убийство, потому что она любит Райерсона, да, она сильно переживала, что из-за нее он решился на такой шаг, ведь ей хорошо известен его вспыльчивый характер – но она не может его больше защищать и не намерена ради него идти на виселицу.

Наррэуэй с вызовом посмотрел на Питта – мол, что ты на это ответишь?

Питт был ошарашен.

– Но зачем ей это? – спросил он. Увы, не успел он это сказать, как в его голове мгновенно возникли самые уродливые причины, как личные, так и политические.

Наррэуэй смерил его уничижительным взглядом.

– Она египтянка, Питт. Первым делом на ум приходит хлопок. У нас в Манчестере уже творятся беспорядки. Причиной всему – цены. Мы хотели бы их снизить, Египет – поднять. С тех пор как гражданская война в Америке лишила нас поставок хлопка из южных штатов, мы были вынуждены закупать его в Египте. Но уже по другим ценам. Европейская промышленность наступает нам на пятки. Империя нам нужна не только для того, чтобы покупать, но и продавать.

Питт нахмурился.

– А разве мы не покупаем практически весь египетский хлопок?

– Разумеется, покупаем! – раздраженно воскликнул Наррэуэй. – Но если условия сделки не устраивают одну сторону, в конечном итоге от этого страдают обе стороны, ведь они склонны их нарушать. Райерсон – один из немногих, кто способен заглянуть в будущее дальше, нежели на ближайшую пару лет, и добиться подписания соглашения, которое бы устроило и египтян как производителей хлопка, и британских ткачей. – Наррэуэй нахмурил брови. – И давайте не будем забывать про такую вещь, как египетский национализм. Мы ведь не хотим снова посылать к его берегам канонерки! За последние двадцать лет мы уже один раз подвергали Александрию обстрелу! – Питт поморщился, Наррэуэй же с жаром продолжил: – Плюс религиозный фанатизм. Думаю, мне нет необходимости напоминать вам про восстание в Судане?

Питт не ответил. Как можно забыть осаду Хартума и убийство генерала Гордона?[4]

– И наконец, – подвел итог Наррэуэй, – личная выгода. Или же обыкновенная ненависть, или неприязнь. Вам нужно что-то еще?

– Прежде чем дело будет передано в суд, мы должны знать правду, – ответил Питт. – Но я и не уверен, что это нам поможет.

– Вот и сделайте так, чтобы помогло! – процедил сквозь зубы Наррэуэй. Он буквально задыхался от негодования. – Если Райерсон будет признан виновным, правительство будет вынуждено поставить на его место Хоулетта и Мейберли. Хоулетт пойдет на уступки здешним рабочим и постарается снизить цену так, что это разорит египтян. Несколько лет мы будем купаться в деньгах, как вдруг! – беда, бедность. У Египта не станет хлопка, чтобы его нам продавать, и денег, чтобы покупать у нас готовые ткани. Возможно, дело кончится восстанием. Мейберли же пойдет на уступки египтянам, и тогда беспорядков нужно ждать у нас в Мидленде. На подавление их будет брошена полиция, а может быть, даже армия.

Наррэуэй умолк и перевел дыхание, как будто хотел что-то добавить, однако передумал и повернулся спиной к Питту.

– Пока что все говорит о том, что эта женщина виновна, а Райерсон – ее добровольный сообщник. – Наррэуэй назидательно ткнул в воздух пальцем. – Нам нужен иной ответ. Выясните как можно больше о Ловате. Кто еще мог его убить? Кто он сам такой? Каковы были его отношения с этой женщиной? Хочется надеяться, что для его убийства у нее имелись какие-то причины, – сказал Наррэуэй без особой надежды в голосе. И все же Питта не оставляло ощущение, что под маской недовольства Наррэуэй цеплялся за тоненькую ниточку веры, что случившемуся есть иное, лучшее объяснение.