Трущобы Севен-Дайлз

– Вы неплохо знаете Райерсона, сэр, – произнес он. – Если эта женщина предстанет перед судом, даст ли он ей оговорить его? Если он в чем-то виноват, подаст ли он сначала в отставку, чтобы его судили уже не как члена кабинета?

Наррэуэй по-прежнему стоял к нему спиной, пряча лицо.

– Возможно, – согласился он. – Но я пока не готов требовать, чтобы он это сделал, пока не получу веских доказательств того, что он причастен к убийству Ловата.

Судя по тону, каким были сказаны эти слова, по его неподвижно застывшей фигуре, Наррэуэй давал понять, что их разговор окончен. Свет, падавший из узкого окна, слегка подсвечивал его темные волосы.

– Доложите мне завтра, – приказал он. Питт направился к двери. Наррэуэй в самый последний момент повернулся к нему. – Питт!

– Слушаю, сэр.

– Я взял вас в Особую службу, потому что Корнуоллис сказал мне, что вы лучший детектив во всем Лондоне и хорошо знаете общество. Действуйте как можно осторожнее, но правду все-таки выясните.

Это была констатация факта, но также вопрос и даже мольба. На миг Питту показалось, что Наррэуэй просит его помочь неким образом, какой он сам не может ни назвать, ни объяснить. Но затем это впечатление прошло.

– В общем, действуйте, – сказал Наррэуэй.

– Слушаюсь, сэр, – повторил Питт. Сказав это, он вышел из кабинета и закрыл за собой дверь.

Выйдя от Наррэуэя, он направился прямиком в департамент, где примерно в течение года до своей смерти работал Ловат. Естественно, полиция уже побывала там. Этот факт уже успел стать достоянием гласности и даже попал в некролог Ловата. Поэтому, когда Питт прибыл туда, его без особой радости встретил Регнелл, чиновник в возрасте сорока с небольшим лет, который, похоже, уже успел ответить на все самые предсказуемые вопросы.

Регнелл стоял в тихом, скромно обставленном кабинете, окна которого выходили на конюшни Конной гвардии, и терпеливо, но без особого интереса смотрел на Питта.

– Не знаю даже, что еще я могу вам рассказать, – сказал он, жестом приглашая Питта сесть в кресло напротив его рабочего стола. – У меня нет никаких объяснений, кроме самого очевидного: похоже, он надоедал этой женщине, и она, не зная, как ей от него избавиться, выстрелила в него… либо в целях самообороны, либо, что более правдоподобно, потому что его навязчивость ставила под удар ее нынешние отношения. – По лицу Регнелла промелькнула тень брезгливости. – И, предвосхищая ваш вопрос, скажу: я не знаю, каковы они.

Питт почти не надеялся узнать из этой беседы что-то новое, но ведь откуда-то надо начинать… Выбора у него не было. Он откинулся на спинку кресла и посмотрел на мистера Регнелла.

– Вы считаете, что Ловат досаждал своим вниманием мисс Захари до такой степени, что она сочла, что простой отказ здесь бессилен? – спросил он.

Регнелл удивленно посмотрел на него.

– А разве это не так? Или вы считаете, что она нарочно по какой-то причине отвергала его, а затем убила? Но ради чего? Зачем женщине идти на такие крайности? – Он нахмурился. – Вы сказали, что вы из Особой службы?

– До смерти Ловата Особая служба не знала о существовании мисс Захари, – ответил Питт на его незаданный вопрос. – Мне интересно ваше мнение о мистере Ловате как мужчине, который продолжал оказывать знаки внимания женщине даже после того, как та сказала ему, что не нуждается в них.

Регнелл слегка смутился. Его гладкое, довольно симпатичное лицо слегка порозовело. Со стороны могло показаться, что причиной тому изменение освещения. Вот только оно не изменилось.

– Мне кажется, я так и сказал. – Его слова прозвучали как извинение. – Я полагаю, мисс Захари очень красива. По крайней мере, я так слышал. Неудивительно, что кто-то из-за этого… потерял голову. – Он на миг умолк и поджал губы, как будто подбирал самые точные слова, чтобы Питт его понял. – Она египтянка. Вряд ли в Лондоне их много. И вряд ли она обыкновенная женщина, которую легко сменить на другую. Некоторых мужчин тянет на экзотику.

– Вы видели мистера Ловата регулярно, – издалека начал Питт, зондируя почву. – У вас сложилось впечатление, что он, как вы сами выразились, потерял голову?

– Как бы вам сказать… – Регнелл глубоко вздохнул.

– Ваше стремление защитить его репутацию может дорого обойтись другому человеку, – сурово напомнил ему Питт.

Регнелл недоуменно посмотрел на него.

– Другому человеку? – Впрочем, в следующий миг намек Питта был понят. – Вы имеете в виду вздор, который газеты пишут про Райерсона? По-моему, это просто… – Он развел руками, как будто пытался показать, что у него нет слов, чтобы описать, что он думает по этому поводу.

– Я тоже надеюсь, – согласился Питт. – И все же был ли Ловат помешан на ней?

– Я… понятия не имею. – Разговор был Регнеллу явно малоприятен. – Я не знал, что он был способен так серьезно увлечься женщиной. По крайней мере, в течение долгого времени. Он… – Регнелл покраснел еще сильнее. – Мне всегда казалось, что он был мастер привлечь к себе женщину, а потом… сменить предмет своего интереса.

– То есть у него было много женщин? – сделал вывод Питт.