Трущобы Севен-Дайлз

– Лишь то, что у Ловата были романы со многими женщинами, и ни одной из них он не был верен, – ответил он. – Похоже, Ловат обидел и оскорбил многих, причем некоторых весьма глубоко. За ним тянулся целый шлейф разбитых сердец и судеб. – Он посмотрел Райерсону в глаза, но не увидел на его лице ни гнева, ни удивления, как если бы Ловат был ему совершенно безразличен.

– Неприятный тип, – сказал он, нахмурив брови. – Но, увы, не единственный. Каковы ваши предположения? Что его застрелил чей-то разгневанный муж? – Райерсон прикусил губу, как будто боялся рассмеяться, пусть даже смех его был бы горьким. – Это абсурд, Питт. Мне бы очень хотелось в это поверить, но что этот муж-рогоносец делал в Иден-Лодж в три часа ночи? Каких женщин Ловат предпочитал? Светских дам? Горничных? Проституток?

– Светских дам, насколько мне известно, – ответил Питт. – Молодых и незамужних. – Вновь посмотрев в лицо Райерсону, он прочел на нем отвращение. – Таких, для которых скандал означал конец их репутации, – зачем-то добавил он, движимый скорее гневом, а не здравым смыслом.

Райерсон, наконец, швырнул сигару в камин, однако промахнулся и попал в бронзовый экран. Впрочем, он тотчас сделал вид, что не заметил этого.

– И вы предполагаете, что отец одной из этих женщин целую ночь следил за Ловатом, пока не догнал его в кустах на заднем дворе Иден-Лодж, где и пристрелил? Вам не раз случалось расследовать убийства, что рано или поздно приводило вас в аристократические гостиные. Надеюсь, вы сами понимаете смехотворность ваших предположений. – Райерсон пристально посмотрел на Питта, как будто пытался разглядеть некий скрытый мотив столь откровенно абсурдной гипотезы. В его взгляде не было презрения, лишь недоумение, а сразу под ним – страх, неподдельный, цепкий страх.

Но внезапно Питт понял и что-то еще, и мгновенно осознал: ведь этого следовало ожидать.

– Вы наводили обо мне справки!

Райерсон лишь слегка пожал плечами.

– Разумеется. Это расследование должен вести самый лучший сыщик. А по словам Корнуоллиса, самый лучший – это вы. – Его слова вряд ли содержали в себе вопрос, хотя и были произнесены с легкой вопросительной интонацией, как будто он ждал от Питта, что тот их подтвердит, что заверит его в том, что сделает все, что в его силах.

К собственной досаде, Питт почувствовал себя не в своей тарелке. Он был зол на Корнуоллиса, хотя и знал, что тот сказал эти слова от чистого сердца. Тем более что Корнуоллис, похоже, ни разу не солгал за всю свою жизнь. Наряду с моральным и физическим мужеством подобная честность была одновременно и его величайшим достоинством, и самым большим недостатком в том, что касалось хитросплетений управления лондонской полицией.

Как это было не похоже на Виктора Наррэуэя, это ходячее воплощение осмотрительности и хитрости, в совершенстве владеющего искусством лгать, не прибегая к откровенной лжи, неизменно бывшего, как говорится, себе на уме. Если у него и имелись слабые места, то Питту о них не было известно. Он понимал эмоции других, но что-то подсказывало Питту, что это лишь следствие его мощного интеллекта, тонкой наблюдательности и логического склада ума. Было невозможно угадать, что при этом чувствует сам Наррэуэй и чувствовал ли он что-либо вообще, жили ли где-то в дальних закоулках его сердца неосуществленные мечты, незажившие раны или страхи, поднимавшие голову, когда он просыпался среди ночи в полном одиночестве.

Взгляд Райерсона был прикован к Питту. Он ждал ответ.

– Да, я навел справки во многих местах, – сказал он вслух. – Этого оказалось достаточно, чтобы понять, что некоторые вещи столь же просты, каковыми они кажутся на первый взгляд, а некоторые – нет. Похоже, что у мисс Захари с мистером Ловатом была назначена встреча, иначе почему она вышла ему навстречу и почему взяла с собой пистолет? Если бы она услышала, что в дом пробрался некто посторонний, она наверняка послала бы своего слугу, а не стала бы выходить сама. Да и как Ловат мог произвести какой-то шум, если он ступал по траве?

– Логично, – согласился Райерсон. – Вы заслужили свою репутацию не зря. Возможно, кто-то шел за ним следом и убил его в Иден-Лодж, рассчитывая переложить вину на кого-то еще.

Питт промолчал и представил себе пистолет Аеши Захари, в темноте лежащий рядом с Ловатом на влажной земле. Подняв взгляд на Райерсона, он прочел в его глазах ту же самую мысль. На щеках Райерсона даже выступил легкий румянец. На миг между ними возникло некое молчаливое понимание, но затем Райерсон опустил глаза.

– Вы знали Ловата? – спросил Питт.

Райерсон подошел к окну и посмотрел на дрожащие на ветру листья.

– Нет. Никогда его не встречал. Впервые я увидел его лежащим на земле в Иден-Лодж. По крайней мере, мне так думается.

– А мисс Захари? Она когда-нибудь упоминала его?