Трущобы Севен-Дайлз

Что-то в лице Тренчарда как будто смягчилось – линия рта сделалась менее резкой, взгляд вспыхнул искренней теплотой.

– Похоже, Египет пленил вас, – произнес он с видимым удовольствием. – А ведь вы еще не были в Каире и не плавали вверх по Нилу. Как жаль, что ваши поиски не привели вас в Гелиополис, или к гробницам калифов, или в окаменевший лес. Но вы бы не смогли уехать так далеко, не посетив сначала пирамиды в Гизе, не увидев сфинкса, и не успокоились бы, пока не увидели бы пирамиды Абукира и Саккары, руины Мемфиса. – Тренчард слегка покачал головой, как будто только ему одному известной, любимой шутке. – А потом ничто на этой земле не удержало бы вас, и вы продолжили ваш путь к грандиозным и древним руинам – Фивам и Карнакскому храму. Это нужно видеть. Воображение здесь бессильно. – Говоря это, он сверлил Питта глазами. – Поверьте мне, любой западный человек не в состоянии представить себе их величие, их грандиозные масштабы! – Тренчард не стал ждать, что скажет по этому поводу Питт. Застыв, словно статуя, посередине своего кабинета, он как будто не замечал ни современную мебель, ни груды дипломатических бумаг на рабочем столе. Его внутренний взор был устремлен в бесконечность, туда, где раскинулись не ведающие бега времени пески.

Питт не прерывал его. Его собственное мнение не требовалось.

– А потом дальше на юг, к Луксору, – продолжал Тренчард. – Обязательно пересеките реку на рассвете. Такой красоты вы не видели ни разу в жизни: восход над пустыней, когда первые лучи солнца скользят по водной поверхности. Оттуда рукой подать до Долины Царей, где-то около четырех миль. Если ехать на быстром верблюде, то можно увидеть, как солнце встает над гробницами фараонов, чьи отцы правили Египтом за четыре тысячи лет до рождества Христова. Они были древними еще до того, как Авраам пришел из Ура Халдейского. Вы представляете, что это значит, инспектор Питт? – не без вызова спросил Тренчард. – По сравнению с ними Британская империя, в которой никогда не садится солнце, родилась всего пять минут назад. – Внезапно он остановился и глубоко вздохнул. – Знаю, у вас на это просто нет времени… Да и Наррэуэй не оплатит такие расходы. Простите. Я не сомневаюсь, что ваш нынешний отель вас устраивает и вы как порядочный человек в первую очередь исполняете свой долг.

Питт улыбнулся.

– Долг не мешает мне узнавать что-то новое из истории Египта, как и продолжить изучение истории Аеши Захари в Каире. Правда, мне пока не подвернулся повод, однако я не перестаю его искать.

Тренчард рассмеялся и повел Питта за собой прочь из консульства. Выйдя на улицу, они прошли небольшое расстояние по многолюдной улице в направлении, где Питт до этого еще не был. Он поймал себя на том, что невольно любуется причудливыми фасадами, украшенными изящной, похожей на кружево каменной резьбой, крытыми балконами с каменными колоннами. На одном из таких балконов, укрывшись от зноя, на бирюзовых с золотой вышивкой подушках восседала группа пожилых мужчин – увлеченно беседуя и лакомясь лепешками, фруктами и финиками. Они едва посмотрели на двоих англичан. В их глазах вспыхнули презрение и ненависть, но они тотчас постарались их скрыть. За их спинами грузный мужчина с кожей почти такой же черной, как и его борода, одетый в просторные шаровары, перехваченные чуть ниже колен, похоже, прислуживал им за трапезой. Вокруг летали голуби, а высокая, с узким горлом ваза была полна душистых роз. Питт подумал, что точно такую картину можно было увидеть здесь и тысячу лет назад.

Тренчард нашел кафе и, даже не спросив у Питта, чего тот желает, заказал ужин на двоих. Когда тот был подан, то оказался типично восточным. Они ели руками, а сама еда была выше всяческих похвал. Цвет, запах, вкус – все было отменным.

– Кстати, я тут тоже навел кое-какие справки об Аеше Захари, – сказал Тренчард, когда они наполовину съели свой ужин.

– Вот как? – Рука Питт замерла над тарелкой.

– Как мы и предполагали, она коптская христианка, – ответил Тренчард. – Собственно, об этом можно догадаться по ее имени. Похоже, она была близка к одному из ведущих египетских националистов, лидеру восстания Ораби. Это было десять лет назад, до обстрела Александрии. Извините, Питт, но я… – Тренчард сделал виноватое лицо. – Я расспросил кое-кого из моих здешних знакомых, и похоже, что она отправилась в Лондон с единственной целью поймать в свои сети Райерсона. Двигала ею наивная, если не откровенно бредовая идея, что она сумеет убедить его изменить условия финансовой сделки Британии с Египтом… по меньшей мере в том, что касается хлопка, а там кто его знает. Эта Захари всегда была известна своим фанатичным идеализмом. Она влюбилась в Александра Гали, отца Рамзеса, и даже когда тот предал их дело, она в числе последних приняла правду о нем.

Тренчард нахмурился. Лицо его исказила противоречивая палитра эмоций – одновременно жалости и презрения, столь глубоких, что от одного упоминания этих фактов все его тело напряглось, а элегантные руки внезапно сделались неловкими.

На Питта тоже накатилась странная пустота.