Трущобы Севен-Дайлз

– То, что Стивен Гаррик – несчастный человек со вспыльчивым нравом, который он не привык держать в узде, который злоупотребляет спиртным и которого никто не мог привести в чувство или утешить, кроме Мартина, – пояснила Шарлотта. – Увольнять его не имело никакого смысла, ибо где найти человека, который смог бы его заменить?

Несколько мгновений Веспасия сидела молча, глядя на дам, что время от времени гордо шествовали мимо в своих лучших нарядах под руку с джентльменами в темных утренних костюмах или военных мундирах.

– Если только он, на свое несчастье, не стал свидетелем некоего крайне безобразного эпизода, – произнесла она наконец тихо и печально. – Или же потом имел неосторожность попросить прибавки к жалованью. В таком случае его услуги могли счесть чересчур дорогостоящими и уволили без рекомендации.

– Но разве это не глупо? – спросила Шарлотта. – Будь моя прислуга посвящена в семейные секреты, я бы постаралась не отпускать ее от себя. Наоборот, приложила бы все усилия к тому, чтобы она не искала работу в другом месте, к тому же имея – вполне справедливо – на меня зуб.

Веспасия легонько покачала головой.

– Дорогая моя, человек такого положения, как Фердинанд Гаррик, никогда не снизойдет до объяснений, а потенциальные хозяева никогда не спросят у пришедшего наниматься лакея, каковы были причины его действий. Они лишь сделают вывод, что тот своим болтливым языком угрожал Гаррику. Для лакея же нет страшнее греха, нежели болтливый язык. Укради он столовое серебро, его ждало бы куда менее суровое наказание, нежели если бы он запятнал репутацию дома. Серебро всегда можно купить, а в крайнем случае и вообще обойтись без него. А вот без хорошей репутации – это вряд ли.

Шарлотта знала: Веспасия права.

– И тем не менее я должна знать, что случилось с Мартином, – повторила она. – Если его просто уволили, то почему он ничего не сказал Тильде? Особенно если без причины?

– Не знаю, – ответила Веспасия, кивнув какому-то знакомому, который, заметив ее, приподнял шляпу, и поспешила обернуться к Шарлотте, чтобы сей джентльмен не счел ее кивок за предложение составить им компанию. – Но, похоже, у тебя есть основания тревожиться.

– А какой он, этот Фердинанд Гаррик, помимо того, что он измучил всех своей праведностью? – Шарлотта пошевелила ногой, проверяя, болит ли мозоль. Болит, еще как болит!

– Не мучай себя, дитя мое, сними ботинок! – велела ей Веспасия.

– Прямо здесь? – растерялась Шарлотта.

Веспасия улыбнулась.

– Сняв ботинок, ты привлечешь к себе гораздо меньше посторонних взглядов, нежели ковыляя вдоль всей аллеи до моей кареты. Не дай бог, люди подумают, что ты пьяна. Я близко не знакома с Фердинандом Гарриком и не имею такого желания. Такие мужчины, как он, мне неинтересны. Он начисто лишен чувства юмора, я же убеждена: оно – это примерно то же самое, что и чувство пропорции. – Веспасия с улыбкой посмотрела на игривого щенка, носившегося взад-вперед рядом с их скамейкой. Из-под его лап во все стороны летели мелкие камешки. – Абсурдность диспропорции – вот что обычно вызывает у нас смех, – продолжила она. – Нет ничего комичнее, чем когда рядом оказывается раздутое самомнение и нечто несуразное. Будь все вещи в мире правильными, боже, какая это была бы невыносимая скука! Без смеха жизнь теряет часть своей прелести. – Веспасия улыбнулась, но в глазах ее затаилась печаль. – И здравого смысла, – тихо добавила она, однако тотчас вскинула подбородок. – Но я разыщу этого Фердинанда Гаррика и выясню все, что смогу. В данный момент у меня нет никаких интересных дел, и тем более важных. Не полный ли это абсурд? – Щенок умчался прочь и затерялся в траве. Веспасия же переключила внимание на немолодую пару. На вид лет за пятьдесят, элегантно и модно одетые, они шли по дорожке, раздавая направо и налево кивки своим знакомым. Некоторых они приветствовали, других не замечали в упор. Иногда на миг они как будто не знали, как им поступить, и, обменявшись взглядами, принимали решение.

– Мы заполняем время играми, – заметила Веспасия, – воображая при этом, что делаем нечто важное, так как больше ничего не можем придумать. Или же можем, но не хотим.

– Тетя Веспасия, – осторожно произнесла Шарлотта. Веспасия вопросительно обернулась к ней. – Я знаю, вам неприятно думать, что мистер Райерсон убил Ловата, – продолжила та. – Или что он осознанно помогал мисс Захари замести следы преступления, но если говорить начистоту, как вы на самом деле считаете?

Как ни странно, Веспасия улыбнулась.

– Говорить начистоту можно, лишь когда мы знаем правду, – осторожно сказала она, чтобы не обидеть Шарлотту. – Не то, что узнает о нем полиция, а что он за человек, что нам известно о нем?

Сказав это, Веспасия умолкла. Шарлотта даже подумала, что не дождется от нее ответа, и чтобы занять время, взялась расстегивать ботинок. А расстегнув кое-как, стащила с ноги.