Трусливый ястреб

Люди, стоявшие за моей спиной, разошлись, и на Хоукинса упал свет. Что с ним не так? Голос его, а вот лицо…

– Только прибыл, – сообщил Хоукинс.

– Как так? Я здесь уже полтора года.

Мне сразу бросилось в глаза, что у Хоукинса не было бровей. Как и ушей. Волосы были пересажены клочками. Деформированный нос блестел. Хоукинс? Главный красавчик всего курса?

– В госпитале валялся. Долго.

– Господи. Это ты. Какого черта случилось?

– Разбился и сгорел. Вырубился при падении. Кучу времени пролежал в огне без сознания.

– Повезло, что жив остался.

– Все так говорят, – его голос сорвался. – Так себе везение.

– Тебя скоро починят. Не волнуйся. Армейские врачи…

– Армейские врачи уже сделали все, что могли.

Мы с Пейшнс поехали на выходные в Новый Орлеан с друзьями. Предполагалось, что мы хорошо проведем время. Вместо этого у меня сдали нервы во время экскурсии по катакомбам. Я опустился на колени, ощущая смерть. Мне казалось, что я сейчас упаду на траву и умру. Катакомбы манили меня к себе.

Позже, когда мы добрались до бара, я выписал себе обезболивающее. Оно помогло. Выпивка придавала мне сил. В трезвом состоянии жизнь превращалась в бесконечную и бесцельную тревогу.

Я так хорошо проявил себя в качестве инструктора-методиста, что, когда сообщил директору департамента о своем увольнении из армии, он предложил мне внеочередное звание капитана, если я останусь. Но я стал бы наземным капитаном. Все, что мне оставалось – это нацепить крылышки и ходить к стоянке, чтобы наблюдать за улетающими вертолетами. Поэтому, когда я уволился из армии в 1968-м, я превратился в бывшего пилота и неудачника, но по своему же мнению.

Дальше было многое. Я пошел по линии поведения, типичной для большинства вьетнамских ветеранов. Ирония заключается в том, что я даже не подозревал о своем поведении, пока не выразил его на бумаге. Мне потребовалось очень много времени, чтобы все осознать.

Я вернулся в Университет Флориды, чтобы закончить обучение, начатое в 1960-м. Я видел студенческие демонстрации, на которых ветеранов обзывали дураками за службу во Вьетнаме. Я ощущал себя двойным неудачником: внутренняя трещина привела меня к отстранению от полетов, а теперь меня выставляли кретином за то, что я вообще сунулся во Вьетнам.

Я изучал искусство, фотографию по большей части. Пытался освоить новую профессию и восстановить себя в обществе. Кошмары преследовали меня каждую ночь. Я приезжал к восьми утра на лекции только после двух бокалов крепкого. Я мог спать по ночам, только когда пил весь день. Я не мог видеть молодые, улыбающиеся лица в университете, зная, что парни до сих пор продолжают с криками выпрыгивать из вертолетов, убивая и погибая за дело, которое не стоит их храбрости. Они заслуживали стать героями, но оказывались глупцами.

Я продолжал подскакивать в ужасе по ночам, поэтому решил обратиться в Министерство по делам ветеранов. Они признали меня инвалидом войны с показателем трудоспособности в пятьдесят процентов по причине нервного расстройства, которое теперь называется посттравматическим стрессовым расстройством, хроническим (ДСМ-III, раздел 309.81), и выписали мне транквилизаторы. Теперь я выпивал, сидел на таблетках и курил травку (с которой меня познакомили студенты – во Вьетнаме дури не было). Спустя девять месяцев обучения я вылетел из университета и перевез свою семью в небольшую деревню в Испании. Пока мы там находились, Америка отправила первого человека на Луну. Через семь месяцев прогноз моего выздоровления не изменился, как и мое общее состояние, поэтому мы вернулись обратно в Штаты.

Я стал работать механиком в одной из электронных фирм. К выпивке, транквилизаторам и дури я добавил еще один грех: я завел подружку. Когда Пейшнс сообщила, что возвращается в университет, со мной или без меня, я решил последовать за ней.

За два года, которые потребовались мне на получение образования в области изящных искусств, мы с Пейшнс расходились на один месяц. Я уже добрался почти до целой бутылки виски в день и четырех-пяти таблеток валиума, но все равно был напряжен, как змея. Я каждую неделю ходил к мозгоправам в Министерстве, но пробуждения по ночам продолжались.

Окончив университет в декабре 1971-го, я открыл свое дело, занялся коммерческой фотографией. Менее чем за год я прогорел. Я пробовал получить работу в правительстве и стать инспектором воздушных судов, который допускает машины к полетам или отправляет их в ремонт. Мою кандидатуру не приняли из-за инвалидности. Даже конгрессмен Дон Фукуа не смог заставить правительство взять меня на работу, хотя он сделал все, что было в его силах. Уведомление с отказом было вложено в конверт, на котором красовалась печать со слоганом «Дай работу ветерану – не ударит по карману».

Война продолжалась не только во Вьетнаме, но и в моей голове.

Мой отец рискнул деньжатами и вложился вместе со мной в фирму по импорту. Я планировал закупать карманные ножи в Испании и рекламировать их через почтовые рассылки. В Португалии я попал в автомобильную аварию, сломал бедро, и в итоге мы продали тридцать ножей. Плакал наш импорт.