Трусливый ястреб

– О чем он вообще? – спросил Коннорс.

– Он принял нас за французов, – пояснил Нэйт.

– Тупой мудак, – фыркнул Коннорс.

– Не такой уж и тупой, – вступился Вендалл. – Французы провели много боев возле этой трассы. На секундочку, они умудрились проиграть одно крупное сражение вон там, возле перевала Ан Кхе, одиннадцать лет назад.

Мы проследили за его рукой.

– Многие местные жители воевали на стороне французов. Может, этот парень тоже.

– Откуда ты все это знаешь? – спросил Коннорс.

– Читал.

Нэйт объяснил старику, что французы не возвращались и что мы американцы. Затем ему пришлось рассказать, кто такие американцы, и объяснить, что мы приехали из гораздо более далекой страны, чем Франция, чтобы помочь ему победить коммунистов с севера.

– Хо Ши Мин, – старик расплылся в широкой ухмылке.

– Он что, за Хо Ши Мина? – опешил Реслер.

– Он говорит, что Хо крутой мужик, который скоро объединит всю страну.

Реслер с подозрением глянул на старика.

– Он что, вьетконговец?

– Не знаю, – ответил Нэйт, – с виду нормальный дед.

Мы отобедали сухпайками, кофе с сигаретой шел вместо десерта. Все остальное время пытались спрятаться от солнца. Но даже в тени удушливый воздух продолжал напоминать о жаре.

Я общался с Вендаллом о фотографии и французах. Он прочел «Улицу без радости» Бернарда Фолла. Рассказы о том, как французские войска были разбиты теми же людьми, с которыми нам предстояло сражаться, нагнали на меня тревогу. Основной причиной, по которой наше командование полагало, что мы можем победить там, где облажались французы, были вертолеты. Вендалл пояснил, что мы были официальным тестом.

Коннорс издевался над Нэйтом из-за его французского:

– Только гомики говорят по-французски, педрила.

Реслер валялся в тени своего «Хьюи», положив голову на полозья таким образом, что его подбородок практически касался груди. Он читал книгу в бумажной обложке. Парень из другого взвода пришел к нам показать мангуста, которого он купил у вьетнамских детишек. Это был молодой ручной зверек, солдат назвал его Вмандуст.

Мы ждали. Это было гораздо хуже боевой высадки. Да-да, гораздо хуже. Я понял, к чему все шло, и мысленно взмолился. От такой скуки я скоро начну с нетерпением ждать перестрелок. Ждать. Мне вспомнился парень, который рассказывал, что, если бы ему было суждено погибнуть на этой войне, он предпочел бы смерть в самом начале кампании, чтобы не сидеть по уши в дерьме, жаре и бесконечном ожидании. Разве это нормально?

Я услышал свист в два пальца и огляделся в поисках командира звена. Какой-то мужик делал круговые движения рукой над головой.

– Заводи! – заорал я, почувствовав внезапный прилив сил.

Отряд Оранжевых разбежался по машинам и включил зажигание. К закату мы успели подобрать ворчунов и отвезти их обратно на третий ряд без происшествий. Разведывательная вылазка ничего не дала. Вендалл объяснил, что вьетконговцы изучали образ наших действий перед вступлением в бой.

Следующим утром Лиз отыскал меня в очереди на завтрак и сообщил, что ему, мне и Реслеру предстоит учебный ночной полет.

– Реслер будет сидеть позади, пока ты летаешь, затем вы поменяетесь местами. Командор хочет, чтобы я проверил ваши навыки ночной посадки и погонял вас по полетным маршрутам.

Вдоволь намахавшись лопатами в зоне «Гольф», мы отправились нарезать тренировочные круги до полуночи. Мы держались очень высоко, на пяти тысячах футов, но возле Хео Рео нас все равно попытались обстрелять.

– Пятидесятый калибр, – тихо произнес Лиз, глядя на горящие красные точки, пляшущие в темноте. – Даже не близко.

Лично для меня было очень близко.

Периметр вокруг лагеря был виден с воздуха: полоса шириной в сотню ярдов, обнесенная колючей проволокой, проволочной спиралью, наземными и противопехотными минам. У нас было два слабых участка, один возле холма Гонконг, а второй возле речки. Оба участка постоянно атаковались вьетконговцами по ночам.

В случае серьезной атаки на лагерь всем вертолетам было предписано улетать прочь. Я не имел представления, куда именно, поскольку меня не включили в план эвакуации. По каким-то идиотским причинам в лагере должно было остаться несколько человек для обороны. Хоть в зад друг к другу залезьте, как нам было сказано. Реслер тоже входил в эту дьявольскую бригаду.

– Ты знал, что у нас есть дробовики? – спросил он меня как-то раз.

Реслер решил изучить наш арсенал, который мог пригодиться для защиты лагеря.

– Их нельзя использовать, – ответил я.

– Знаю, но у нас их почти две дюжины. Ты, я и остальное пушечное мясо должны знать об этих пушках. Ну типа, чтобы достать их, когда на тебя будут нестись сломя голову с криками «Тьен-лен!».

– Что значит «тьен-лен»?

– Вендалл говорит, что они так орут во время финального броска. Психическая атака и все такое.

– К черту Вендалла.

Именно поэтому каждую ночь я лежал на своей койке, исполненный ожиданий. Начеку.