Трусливый ястреб

Из палатки вышел вьетнамский солдат, одетый в камуфляжную форму с большими карманами, принадлежавшую вьетнамским рейнджерам. Однако он был не рейнджером, а переводчиком. Он улыбался. Улыбка – самый простой способ скрыть чувства. Я поманил его к себе, радуясь, что нашел переводчика. Мне представился шанс разузнать, как местные жители относятся к этой войне. Кавалерия была настолько отдалена от Армии Республики Вьетнам, что подобный шанс выдался мне впервые.

– Привет, – начал я.

– Привет.

– Я очень давно хотел пообщаться с вьетнамцем, говорящим по-английски.

– Да, – с пониманием произнес он.

– Слушай, как по-твоему, мы здесь справляемся?

– Да, – он кивнул.

– Нет, я имею в виду, что ты лично об этом думаешь? Мы побеждаем?

– Да, возможно, и так, – уверил он меня. – Как дела?

– Мои? – Может, он не понял мой акцент? – Все отлично. Отлично.

– У меня тоже все отлично, спасибо, – он слегка поклонился.

Я быстро взглянул на улыбающиеся лица ворчунов и понял, что они прекрасно знают о крайне дерьмовых познаниях переводчика в английском.

– Супер, – произнес я. – Я так понимаю, этот холм сегодня сравняют с долиной?

– Да, возможно, и так.

А это, как оказалось, весело.

– Слушай, на этих выходных сюда перевезут весь Сайгон, чтобы нам не приходилось так далеко гонять в увал, – я услышал сдавленные смешки зрителей.

– Сайгон, – он радостно кивнул, услышав знакомое слово.

Я только вошел во вкус, как из палатки вышел рядовой и рявкнул:

– Эй, Нгуен!

Улыбающийся наивный переводчик кивнул и быстро забежал в палатку. По крайней мере, он знал, как его зовут.

К трем часам дня мы загрузились в машину и полетели обратно к «Чайной Плантации». Ворчун-6 скомандовал высадить возле ожидающего его джипа. Мы поспешили к мягкому топливному резервуару в конце плантации для дозаправки. До командного пункта на холме мы летели уже самостоятельно. Я провел более резкую посадку, и на этот раз улетели только кусты, а палатка устояла.

В штабной палатке дежурный офицер, капитан, показал нам намеченный план действий на большой карте. Основная задача второй половины дня заключалась в развозке личного состава по долине. Отрядам, попавшим под огонь, требовалось подкрепление.

За весь день мы успели облететь всю южную часть долины без единого происшествия. Иногда одинокий вертолет был безопасней целого строя. Мы объясняли этот феномен тем, что враг принимал одинокий вертолет за разведчика и не открывал огонь, чтобы не выдать свои позиции. Позже нам стало известно, что в тот день мы летали над толпами чарли.

К вечеру мы уже мечтали о том, чтобы присоединиться к роте. Они наверняка уже расположились в «Индюшачьей ферме» и сейчас ужинали в лагере советников. В настоящей столовой. Успели принять настоящий душ. К тому моменту мы уже налетали шесть часов, и силы постепенно покидали нас.

– Сегодня вечером снова повезете командира, – сообщил нам капитан в командном пункте, когда мы приземлились. – Полетите в этот конец долины, чтобы он переговорил там со своими людьми, – он указал на карту. – Это займет не больше двух часов. Когда закончите, вам придется остаться в «Чайной Плантации». Вы еще понадобитесь полковнику.

Два часа в итоге растянулись до четырех, и мы закончили в десять вечера. Ворчун-6 укатил в своем джипе, скрывшись за тысячами палаток, которые перекрывали все поле. Нас предоставили самим себе. Лен пытался намекнуть, что наша рота и наши вещи были всего в пяти милях от лагеря, но Ворчун-6 хотел, чтобы мы остались.

– Поставьте свою машину рядом с медицинской вертушкой, – приказал он Лену перед тем, как отбыть. Его глубокий голос сочетался с крепким телосложением. – Найдите парней из этой вертушки и скажите, чтобы они нашли вам койку. Будьте наготове, парни, вы мне можете понадобиться.

Фактор усталости при долгих перемещениях на вертолете крайне высок. Постоянная вибрация, громкий шум и продолжительная концентрация заставила главнокомандующих ограничить полеты до четырех часов в день. Четыре часа считались хорошим объемом работы, и это было на два часа больше, чем летали наши братья на реактивных самолетах в ВВС. На деле суровая боевая реальность стирала эти ограничения чуть ли не каждый день. Шесть или восемь часов налета были обычным делом в Кавалерии. Мы с Леном только что налетали десять часов с Ворчуном-6 и чувствовали полное изнеможение. Устали до такой степени, что не хотелось возиться с сухпайками. Вместо этого мы решили отыскать экипаж медицинского вертолета и получить спальное место.

Мы нашли нужных ребят в двух сотнях футов от их «Хьюи» в четырехместной палатке.

– Не понимаю, зачем он приказал искать нас. Здесь нет дополнительных палаток, – сообщил высокий уорент-офицер. – Если хотите, может поспать на носилках. Хотя бы не на земле.

– Было бы неплохо, – отозвался Лен. – Наш бортмеханик и пулеметчик могут устроиться в «Хьюи», – он кивнул в направлении нашего вертолета, скрытого в сумерках. – Вчетвером там придется несладко.

– Что ж, тогда располагайтесь прямо здесь, – он указал фонариком на землю перед палаткой. – Можем дать вам плащ-палатку, чтобы было хоть какое-то укрытие.