Трусливый ястреб

Мы приземлились перед джипом, вернее, перед его останками. Машина была покорежена, как сломанная детская игрушка. Края смятого, порванного метала дымились. Джип подорвался на гаубичном снаряде, который зарыли на дороге и активировали дистанционно. Сесть перед носом джипа было глупо, вокруг могли быть мины. Это был один из редких случаев, когда мы позволили парням с земли выбирать место посадки. Сержант подбежал к моей двери. Я вытянул ему микрофон, и он сообщил мне, что двое парней с заднего сиденья джипа до сих пор еще были живы.

– Грузить мертвых назад? – его глаза были широко раскрыты.

Мы кивнули. Они начали загрузку. Раненые были без сознания, в изорванной одежде, в крови, все серые.

У одного из погибших ступню вырвало вместе со штанами. Второе тело я пока не видел.

Во мне сработал какой-то инстинкт журналиста, и я сделал пару быстрых снимков, пока раненых тащили к нам. Я поймал в кадр солдата, несущего оторванную ступню, и вдруг до меня дошло, чем я занимаюсь. Я замер. Это было похоже на вопиющее вторжение в частную жизнь. Больше я никогда не фотографировал раненых или мертвых.

Я крутился в своем кресле, наблюдая за погрузкой и координируя Ричера по связи. Солдату, который потерял ступню, вдобавок оторвало яйца. Он лежал голый на спине, нацелив свою изорванную культю в открытую дверь. В расщепленной кости застрял комок грязи. Я пытался отвести взгляд от его паха, но не мог. На месте его мошонки торчали одни лохмотья из кожи. Ричер выглядел так, будто его сейчас вырвет. Не знаю, как со стороны выглядел я сам. Я попросил Ричера передвинуть мертвеца подальше от двери. Он мог выпасть. Суетящиеся ворчуны забросили ступню внутрь. Кровь сочилась сквозь порванный шерстяной носок над голенищем ботинка. Медик задвинул ее под сиденье.

Я повернулся и увидел рядового, бредущего в замешательстве мимо клубов дыма и держащего за волосы голову человека, которого он, по всей видимости, знал лично.

– Голова? Нам надо везти голову? – спросил я Райкера.

Райкер кивнул. Солдат забросил голову к остальным частям тела. Медик отвернулся, заталкивая окровавленную голову под сиденье. Он бил пяткой прямо по носу.

– Мы не можем найти его тело. Думаю, нам нельзя больше оставаться здесь. Головы хватит? – заорал ворчун.

– Конечно. Более чем. Полетели, – отозвался Ричер.

Я направился в Плейку на максимально возможной для «Хьюи» скорости. Со стороны двери Ричеру сообщили, что Одноногий съезжает к самому краю. Я попросил помощи у медика, который уперся ногой в окровавленный пах Одноногого. Тело перестало съезжать, но изорванная кожа на его культе начала хлопать на ветру, забрызгивая кровью весь отсек и попадая на Ричера, который сидел за пулеметом.

Ворчун плакал. Один из раненых, его друг, только что умер. Второй раненый еле дышал. Мне захотелось ускориться до тысячи миль в час.

Райкер связался с лагерем, чтобы мы могли сесть в Кэмп Холлоуэй без задержки. Мы молнией пронеслись мимо башни и приземлились на красный крест рядом с только что разбитой госпитальной палаткой. Носильщики выскочили из палатки, чтобы принять груз.

Я видел, что у них было слишком много работы. Рядом с госпитальной палаткой лежала гора погибших американских солдат.

Второй раненый умер.

Мы проиграли гонку.

Носильщики действовали со знанием дела, они скрестили руки мертвеца на груди, а затем одним движением скинули его с пола грузового отсека на носилки. Я наблюдал за тем, как два специалиста сгружали Одноногого. Они скинули его бесформенной кучей на брезент. В золотом браслете на левой руке отражалось солнце. Специалисты смеялись. Над чем? Я не понимал. Возможно, они так привыкли к своей работе, что находили ее забавной. Возможно, это был нервный смех. В любом случае, их беспечность стала для меня последней каплей. Я вылетел наружу и заставил их заткнуться, не дав им дойти до палатки. Я набросился на них и кричал, и кричал, и кричал.

– Так, рота Первого из Седьмой [1-й батальон, 7-я дивизия, подразделение Первого отряда кавалерии] окружена вот тут, – Шейкер указал на точку между рекой Йа-Дранг и массивом Чу Понг, стоя возле большой карты в нашей палатке для брифингов. – Чарли здорово их прижали. Ворчуны сообщают, что чарли не могут прорвать оборону, но им нужно вывезти несколько раненых. – Шейкер ненадолго замолк, сверяясь со своими записями. – Сегодня я отправлю к ним пять машин. Луны не будет, поэтому темнота послужит нам прикрытием.

Он снова закурил. Он курил даже больше моего. Привычка подкуривать одну от другой придавала ему нервный вид, но я сомневаюсь, что он нервничал. Я думаю, его жесткость объяснялась тем, что он был единственным чернокожим командиром взвода в батальоне. Он сделал еще одну затяжку и начал зачитывать имена экипажей и номера машин. Я слушал вполуха, зная, что нам с Райкером дадут возможность отсидеться и отдохнуть. Затем я услышал:

– …Райкер и Мэйсон, восемь-семь-девять.

– Что? – вскричал Райкер.

Шейкер сделал вид, что не заметил. Он бросил взгляд на свои часы.