Мы с Лизом уже десять минут как валялись в шапито, попивая кофе и наслаждаясь каждой минутой, проведенной на земле. Когда раздался крик Бэйли, я увидел на горизонте батальон, летящий с юга. Чем ближе был рой вертолетов, тем больше их рокот напоминал настоящую войну. Было несложно догадаться, каким образом вьетконговцы нас выслеживали.
За несколько миль батальон разбился в строй колонной и начал единой цепочкой заходить на посадку с запада. Мы с Лизом находились с подветренной стороны, и теплый сладкий запах горящего в турбинах керосина доносился на нас.
«Хьюи» сели в линию, двигатели замолкли, пилоты выпрыгнули наружу в полной экипировке. Бортмеханики терпеливо ждали остановки лопастей, чтобы провести осмотр машин. Пилоты шли в нашу сторону, и слышны были их радостные возгласы. Такой реакции после новостей о раненых мы не ожидали.
Когда они добрались до шапито, все прояснилось: два раненых пилота из другого взвода шли вместе с ними, поддерживая общее веселье. На их волосах и лицах видна была запекшаяся кровь.
Их ранили в голову во время последнего рейса. В одного стреляли спереди, во второго сбоку. Они оба размахивали своими шлемами, указывая на пулевые отверстия. Одному пуля попала в защитную пластину передней части шлема. Она раздробила шлем и отскочила в сторону. У парня по щекам текла кровь.
Второй счастливчик расхаживал, просовывая палец сквозь дырки с обеих сторон своего шлема. Это была магическая иллюзия. Судя по шлему, пуля должна была пройти сквозь голову. Мы хотели узнать, в чем фокус.
– До меня дошло только на обратном пути, – начал он. – Когда я прекратил щупать дырки с обеих сторон головы и спросил у Эрни, живой ли я! – Он был бледен, но все равно смеялся. – Пуля попала на крайнем заходе к «Рентгену». К счастью, управлял Эрни. Меня будто битой по башке огрели. В глазах все расплылось. Я было подумал, что пуля попала в шлем и отскочила. Эрни первым заметил кровь. Он повернулся, чтобы рассказать мне о пуле, которая прошла через экран перед ним, и увидел.
Я представил, что подумал парень при виде рваной дыры в шлеме своего товарища, обливавшегося кровью.
– Я стал щупать шлем и нашел дырку справа, но Эрни сказал, что кровь с другой стороны. Я пошарил левой рукой и нашел вторую! Я глянул на свои руки, они были в крови! Я снова пощупал шлем. Две дырки, точняк. Две раны. С обеих сторон головы. Я не верил, что выжил! – он пустил шлем по рукам, продолжая рассказ. – Гляньте, вот сюда попало, – он указал на точку рядом с правым ухом. – Пуля ударила в край кости, срикошетила вверх между моей башкой и шлемом. Затем, – он в изумлении потряс головой, – затем она прошла через верхнюю часть шлема и ударила в край кости слева, – он ткнул пальцем. – Она срикошетила здесь, прошла через шлем и вылетела через экран перед Эрни!
Он просиял. Я увидел путь пули, как она прошла, прорвав подкладку с внутренней части шлема, и посмотрел на две раны с каждой стороны головы пилота. Я обалдел. Снова Господь?
Он закончил свой рассказ, и оба пилота сели в джип, который повез их через взлетную полосу в госпитальную палатку. Глядя им вслед, я обратил внимание, что в небе с востока со стороны Ан Кхе летит внушительный строй вертолетов. Кавалерия отправила нам 227-й авиаполк в подмогу. Мы мобилизовали практически все свои силы.
Я присоединился к Реслеру и остальным пилотам, направлявшимся на ужин в столовую. Нас было почти сто человек, мы шагали поперек взлетной полосы нестройной толпой, переговариваясь друг с другом под сумеречным небом. Мы прошли мимо госпитальной палатки, где стоял сильный запах крови и лежали мешки для трупов, наброшенные на обезображенные тела, которые ждали своей очереди.
На следующее утро мы с Лизом остались на земле, когда вся рота вылетела на задачу. Нам предстояло отправиться на полчаса позже, чтобы выполнить одиночный рейс до воссоединения с остальным строем.
Задача была простой – рейс до артиллерийского подразделения. Мы должны были довезти несколько радиостанций, свежую почту и командира подразделения, который собирался заглянуть к своим парням на брифинг. После брифинга нам нужно было отвезти его обратно в Плейку и присоединиться к роте.
Ворчуны сидели в самом сердце огневой задачи: двадцать стальных орудийных стволов жадно смотрели на юг. Высокая влажность позволяла разглядеть ударные волны, которые расходились над дульными срезами. Орудия тряслись от отдачи. Они били по целям в пяти милях отсюда.
Нам дали разрешение на посадку, но огонь не прекратился. Место приземления находилось прямо перед носом у орудий.