Несколько минут спустя вторая группа из трех вертолетов пошла на посадку, и Фэррис приказал мне возвращаться в зону ожидания. Я вернулся на пару миль назад к большому полю, приземлился и подобрал очередную партию парней с безумными глазами.
Они тоже ревели и орали. Дело было не в боевой подготовке. У них была мотивация. Мы все думали, что нам предстоит последний рывок, который способен положить конец войне. К моей второй посадке в боевой зоне пулеметы врага стихли. По крайней мере, эта партия переживет высадку.
Кто-то наконец заглушил двигатель Желтого-1, когда мы улетали. Точно не экипаж – он терпеливо ждал возвращения домой в черных мешках.
Для меня навсегда останется загадкой, как в меня не попали. Должно быть, я верно распознал все сигналы. Верно? Меня стали называть фартовым после того вылета.
В тот же день, пока закат догорал на горизонте за Плейку, мы с Лизом и еще несколькими парнями прогулялись до госпитальной палатки посмотреть на тела. Небольшая толпа живых стояла и смотрела на растущую кучу мертвых. Во всем этом кошмаре был организованный порядок: оторванные части тела разносились по разным кучам. По всей видимости, руки, ноги и головы должны были воссоединиться с владельцами в мешках для трупов. Но у похоронной службы закончились мешки, и трупы просто складывали друг на друга.
Новоприбывших, как раненых, так и мертвых, приносили из вертолетов. В проеме штаб-палатки стоял медик и отсылал некоторых раненых обратно. Тех, кому уже было не помочь, например с разорванными животами. Медики делали им инъекцию морфина. Но морфин уже ничего не менял. Я уставился на одного обреченного солдата, лежавшего в пятидесяти футах от нас. Он посмотрел в ответ, и я прочитал его мысли. Его испуганные глаза расширились, он цеплялся за жизнь. Он умер. Через несколько минут к нему кто-то подошел и опустил веки.
Новый пулеметчик, черный паренек, еще вчера бегавший в пехоте, пришел вместе со мной и Лизом. Мы держались на расстоянии, но он подошел ближе к горе тел, просто чтобы поглазеть. Внезапно он зашелся слезами, начал кричать и цепляться за трупы, его пришлось оттащить. Он увидел своего брата в самом низу кучи.
Через два дня наступило боевое затишье, по крайней мере, для нашей роты. Нам дали выходной. Все дружно вздохнули с облегчением. По сравнению с Долиной Счастья здесь шла настоящая война, и мало кто рассчитывал протянуть в ней еще год.
Чем заняться в первый выходной после нескольких недель сражений, когда на улице жарко и сыро, а ты измотан, подавлен и торчишь в стенах Кэмп Холлоуэй во Вьетнаме? Запрыгнуть в кузов грузовика, отправиться в Плейку и надраться до потери сознания. Вот чем заняться.
Я сидел в кузове с Лизом и Райкером, Кайзером и Нэйтом, Коннорсом, Банджо и Реслером. Я помню, что мы пили пиво весь день, и эффект был достигнут, потому что обычно я не шатаюсь по нескольким барам. Все равно они смешались в один бар. Я начинал пить с Реслером, но к вечеру вдруг оказался за столом с Кайзером в доме вьетнамских офицеров.
– Все американцы как обезьяны: огромные, грубые, с волосатыми руками, – объяснял Кайзеру вьетнамский лейтенант. – А еще вы воняете жирным мясом.
Кайзер ввязался в беседу с расистом из противоположной расы. Я наблюдал за тем, как они ненавидят друг друга, и потягивал настоящий американский бурбон, которым вьетнамский лейтенант так любезно угощал нас.
– Вы же не обидетесь, если я продолжу? – спросил лейтенант.
– Неа, – ответил Кайзер, сузив глаза. – Все окей. Мне вообще насрать, что там думает какой-то узкоглазый, – он опрокинул очередную рюмку.
Мужчины продолжили обмениваться искренними оскорблениями, суть которых заключалась в раскрытии самых сокровенных стереотипов. Кайзер поделился распространенным среди американцев недовольством по поводу того, что подразделения Армии Республики Вьетнам, по всей видимости, не могут или не хотят сражаться самостоятельно. Лейтенант по секрету сообщил, что солдатам Армии Республики Вьетнам противно получать помощь от таких тупых, неоправданно богатых горилл, которые накладывают свои лапы на что попало в их стране, включая их женщин.
Наша пьянка с оскорблениями продолжалась около часа, пока Кайзер не положил ей конец, рассказав лейтенанту старый анекдот про затычку. Это была циничная история про то, как отличить союзника от врага во Вьетнаме и закончить войну. В анекдоте американцы собирали всех «союзников» на огромной лодке в океане, чтобы те переждали, пока мы не перебьем врагов. Затем, как гласила ключевая реплика, мы вытаскивали затычку из лодки и топили ее.
Кайзер даже немного удивился, что лейтенант не засмеялся. Вместо этого оскорбленный мужчина поднялся и ушел. Вскоре остальные вьетнамские офицеры начали кидать на нас недружелюбные взгляды. Мы ушли и продолжили пить в другом баре.