Трусливый ястреб

Банджо лишь засмеялся и снова поднырнул. Старая вьетнамка смеялась, глядя на него, оторвавшись от прополки поля возле пруда. Четыре или пять женщин и двое мужчин наблюдали за тем, как мы голышом купались в пруду, служившем водопоем для буйволов. Женщины смущенно улыбались. Голые чужаки выставляли себя полными придурками. Мы расценивали их улыбки как дружеское одобрение.

Патруль из южнокорейских солдат, стоявший на охране моста в сотне футов от нас, тоже смеялся. Позже я выяснил, что корейцам было запрещено ходить раздетыми на виду у вьетнамцев, потому что это считалось демонстрацией своей уязвимости перед врагом.

Нэйт сидел на своей одежде под солнышком, как вдруг перед ним нарисовалась девчонка, продающая колу. Заметив ее, он в смятении скрестил ноги.

Девчонки с колой были вездесущими. Они приходили к нашим стоянкам и приносили бутылки с колой в пластиковой оплетке.

– Пятьдесят центов, солдат. Покупай крокакрола? – они были исключительно молоды и милы, поэтому я никогда не покупал колу. Я был убежден, что напиток был отравлен.

– Эй, Нэйт, у тебя стручок видно, – заорал Коннорс.

Нэйт глянул на него, пытаясь одновременно отказаться от колы, и сжал ноги сильнее.

– Я тут на живца ловлю, умник.

– Мм. Вот как это делается. Только вот приманка коротковата.

Все заржали.

– Тебе вообще никто не даст, Коннорс. У тебя член с граммофонную иглу.

– Ты окончательно решился? – спросил я.

– Ага. И тебе советую подумать над этим, – ответил Кайзер.

– «Эйр Америка». Что за ребята?

– Вообще они считаются гражданской авиакомпанией, но за ними стоит ЦРУ.

– Сколько платят?

– В этом вся соль. Они гарантируют двадцать штук, а средняя зарплата у них тридцать пять. Плюс они дают скидки в гарнизонных магазинах, скидки на авиабилеты и десять дней отпуска каждый месяц.

– Двадцать штук? – Мне платили семь.

– Ага. Можешь присоединиться к ним прямо сейчас, еще до увольнения из армии.

– Ты этим займешься?

– Да мне осталось всего два месяца на службе, поэтому я спокойно закончу и переберусь в Сайгон как гражданский. – Кайзер ударил конвертом себе по руке. – Письмо сегодня пришло. Обо всем уже договорились. Что скажешь, Мэйсон? Чиркануть тебе адресок?

– Неа. Я лучше буду летать на кукурузниках во Флориде, чем стучать ЦРУ во Вьетнаме.

– Ты подался в агенты ЦРУ? – спросил Нэйт Кайзера.

– Не в агенты. В пилоты. «Эйр Америка», слышал?

– Тебе по душе наша работенка, да?

– Мать твою, они не летают на высадки. Они летают курьерами и связистами в Камбоджу. Или подбирают сбитых пилотов, когда армия не может помочь. Мы рискуем гораздо больше них, а получаем гроши.

– А с чего ты взял, что они возьмут к себе такого кретина, как ты?

– Здесь меньше кретинов, чем ты думаешь, Нэйт. Вот увидишь. Через два месяца я буду зашибать по двадцать кусков на непыльной и безопасной работенке.

Нэйт разместил пластинку поверх коробки. В углу коробки торчал раскладной звукосниматель.

– Это проигрыватель? – спросил я.

– Ага. Класс, да? Жена отправила на Рождество, но его только привезли.

Заиграла музыка.

– Да ты издеваешься! – вскричал Кайзер.

– «Волшебный дракончик по имени Пафф»? Сейчас блевану! – он поднялся и ушел.

– Что же ты печалишься, Кайзер! – Нэйт напевал под нос вместе с песней.

Барбер, товарищ Вендалла, нырнул сквозь двери палатки.

– Мэйсон, не видел Вендалла?

– Нет.

– Я видел. Он возле столовой, делает окоп, – сообщил Нэйт.

– Спасибо. – Барбер ушел.

– Зачем он делает окоп? – спросил я.

– Он все твердит, что нас обстреляют. Мне кажется, он всерьез воспринимает слова Ханойской Ханны, – пояснил Нэйт.

«Волшебный дракончик по имени Пафф» вызывал тревогу. В честь этой слащавой песни назвали смертоносный ударный самолет С-47, оборудованный пулеметом Гатлинга. Я не мог слушать.

– Пойду поговорю с Вендаллом.

В сумерках я разглядел небольшую кучку грязи рядом с палаткой. Когда я подошел ближе, я увидел армейскую кепку, торчавшую из-под земли. Кепка задвигалась, и улыбка Вендалла засияла под козырьком.

– Здорово, Мэйсон.

– Здорово, Вендалл. Милый окопчик.

– Тоже думаешь, что я чокнулся?

– Нет. Совсем нет.

Вендалл вытягивал подбородок над краем ямы глубиной в пять футов и одновременно шарил по дну руками. Большая консервная банка, полная песка, протиснулась между его грудью и узкими стенами. Он опрокинул ее в кучу возле ямы.

– Вьетконговцы любят минометы, а мы беззащитны, – пояснил он.

– Нам же запрещено делать окопы. Мы должны прятаться вон в той канаве.

– Она слишком широкая. Если туда попадет снаряд, мы станем котлетой в гамбургере. Поэтому я решил соорудить свой окоп. Я нахожусь ниже уровня земли, в меня очень сложно попасть.

– Хитро.

– Да не скажи. Хитро только по сравнению с тем, что приказывают нам делать всякие болваны.

Он намекал на противоокопную политику Кавалерии, которая таким образом пыталась защитить ландшафт лагеря.

– Иногда мне кажется, что этой войной командует садовник, – добавил он.