Ц-5 (СИ)

Шагая к музею, он подумал: вот еще одна крепкая ниточка, натянутая между дожами Венеции и византийскими императорами. Именно с тех давних пор заведено — первосвященника города-хляби именовать патриархом. Впрочем, кардинальская шапка — обязательная опция для этого титула. Ее вручают на первой же консистории…

Томаш неслышно обогнул Золотой алтарь и вышел к престолу. Если верить молве, прямо под ним хранились мощи Святого Апостола и Евангелиста Марка. Возложив руки на престол и склонив голову, тихо молился Альбино Лучани, венецианский патриарх и кардинал.

Платек негромко вплел слова от себя, и молитва зазвучала в два голоса. Лучани обернулся, просветленно улыбаясь и остывая от мистического жара. Круглые стекла очков отразили мерцающие звездочки свеч.

— Кто ты? — голос патриарха звучал спокойно и в меру ласково, как у всякого доброго человека, не привыкшего бояться.

— Меня зовут Томаззо, ваше высокопреосвященство, — поклонился поляк. — Простите, что смею мешать вам, но дело, о котором я должен поведать, не терпит отлагательств.

— Слушаю тебя, сын мой, — Лучани оглянулся на деревянное епископское кресло, но не стал его занимать, предпочтя оставаться на равных. Томаш уловил сие движение души, и смягчился.

— История, которую вы услышите, может показаться возмутительной сказкой, но не спешите с выводами, монсеньор…

Глухим, бесстрастным голосом Платек рассказал о бытии своем в нумерариях «Опус Деи», о приказе убить некоего «Миху», едва ли не нового Мессию, о кознях кардинала Войтылы, и о том будущем, завесу над коим приподнял Миха, встреченный им во плоти.

— Право, мне лестно узнать, что буду… якобы избран папой, — пробормотал патриарх, растерянно улыбаясь и сдерживая улыбку, дабы не обидеть своего странного гостя, — но не слишком ли мрачен конец твоей истории? Уверяю тебя, сын мой, я не тот человек, которого хотят сжить со свету!

— Именно тот, ваше высокопреосвященство, — мрачно улыбнулся Томаш. — Вы добры и порядочны, и непременно захотите смыть скверну со Святого Престола. Вот этого вам и не простят — в Ватикане водится много нечистой силы, а иные бесы облачены в алые кардинальские сутаны.

Лучани беспомощно оглянулся, страстно желая завершить тягостный разговор.

— Это мирские дела, — выпалил он, краснея, — следовательно, требующие доказательств!

— Они со мной, монсеньор, — бестрепетно парировал Платек, щелкая замочками «дипломата». — Вот списки членов масонской ложи «П-2», вот секретные документы, а в этих записных книжках — масса подробностей о всяких генералах, министрах и, увы, кардиналах. Кардинал-епископ Жан Вийо, могущественный статс-секретарь Ватикана, еще десять лет назад стал масоном ложи «П-2» под игривым именем «Жанни». Подкупы, умертвия, мафия, ЦРУ, шальные миллиарды — Вийо просто смердит серой! И это «Жанни» два года спустя поднесет вам бокал шампанского с отравой, а рано утром заметет все следы. Преступление будет неплохо спланировано, вплоть до того, что швейцарская гвардия в ночь убийства получит недвусмысленный приказ: «Сегодня никакой охраны»…

Патриарх листал книжки, брал в руки потрепанные листы с грифами высшей тайны, и его затошнило от брезгливости. Ослабев, Альбино присел на кресло, и понурил голову.

— Где сам Личо Джелли? — пробубнил он, мучительно ища достойный выход из крайне неприятного положения.

— Я убил его, — хладнокровно ответил Томаш.

Венецианский патриарх устало прикрыл глаза.

— Чего ты хочешь, сын мой? Денег?

— На вилле Джелли я позаимствовал не только ворохи бумаг, — Платек небрежно прихлопнул ладонью по крышке «дипломата», — но и кучу краденого золота. Килограмм двадцать с лишним — будет что тратить на богоугодное дело! Ваше высокопреосвященство, я хочу того же, что вы взыскуете в будущем — очистить Святой Престол от слуг Сатаны! Направляясь сюда, я лелеял надежду, что обрету в вас верного соратника, — он молитвенно сложил ладони. — Пожалуйста, монсеньор, не утомляйте свою душу сожалениями! Ибо путь, на который я призываю вас, очень опасен и очень тяжек. Скорее всего, он ведет к смерти. Вы только не беспокойтесь и не переживайте! А я исполню свой долг в одиночку…

Пока Томаш говорил, лицо Лучани наливалось краснотой. И вдруг патриарх вскинулся, закричал тонким срывающимся голосом, переходя на мирской формат почтительности:

— Да за кого вы меня принимаете, Томаззо?! Конечно же, мне страшно! Очень страшно! Но разве можно терпеть подобные мерзости? — он с отвращением отбросил пару книжек. — Кроме житейских желаний, есть еще и долг! Священный долг!

— Вы со мной, монсеньор? — прямо спросил Платек.

— Неужели не ясно? — завелся патриарх, продолжая негодовать на собственное малодушие. — И хватит меня величать! Уж если мы с вами объявили новый крестовый поход, то… Меня зовут Альбино!

— Очень приятно, Альбино, — ухмыльнулся Томаш. — С чего начнем?

Лучани задумался, успокаиваясь.

— С аудиенции у понтифика, — решил он. — Действовать будем сами, но папа должен… как это… быть в курсе. Согласен, Томаззо?

— Да, Альбино, — склонил голову Платек.