Солнечным летним июньским днём 1593 года по Рождеству Христову в одной из небольших сводчатых палат царского дворца в Кремле собрались шестеро мужей, сидевших за большим столом. Судя по одеяниям, манерам и высказываниям это были самые именитые и влиятельные персоны Московского государства. На столе, крытом тёмно-синей скатертью дорогого венецианского бархата, стояло несколько серебряных кубков. Посреди них располагался большой серебряный кувшин, налитый красным вином. Солнечный луч, пробиваясь сквозь узкие, высокие оконца, закрытые рамами с цветными стёклами, играл на серебре кубков и драгоценных камнях, слегка слепил глаза. Неярко горела лампада пред образами в красном углу.
Во главе стола на возвышении восседал довольно пожилой муж с седеющими висками и бородой, с мягкими чертами лица и приятными голубыми глазами. На голове его красовалась небольшая, лёгкая шапочка, напоминающая монашеский клобук. Но тяжёлая золотая цепь с наперстным золотым крестом, изящный посох в деснице и лёгкая соболья накидка, наброшенная поверх дорогого кафтана, почтительное отношение к нему всех присутствующих свидетельствовали, что это – первая персона государства Российского. Справа от него сидел тёмнорусый человек менее преклонного возраста, с умными, цепкими серыми глазами. Лишь только первые нити седины тускло высвечивали у него на висках. Он носил густые, почти чёрные усы и явно, не в пример другим, брил бороду. Голову его покрывала высокая меховая шапка, боярского покроя. Одет он был не менее богато, но с почтением взирал на председателя стола. Левее председателя сидел средовек[17], с русой ухоженной бородой и усами. Синие внимательные, проницательные глаза, манера вести себя свидетельствовали о природном уме и врождённом благородстве. Манера поведения его выдавала в нём опытного воина и воеводу. Его голова также была увенчана высокой шапкой. Трое других были явно менее влиятельны, чем трое первых. Одеты они были богато, но не выделялись столь значительно. Эти трое также сидели в шапках, несмотря на летнее тепло. Такова была уж древняя традиция, что завелась у русских князей и бояр ещё со времён Золотой Орды. (Там и перед ордынским царём шапку не ломали, а вместе с мурзами, беками и батырами ордынскими в шапках на советах с царём восседали).
– Ныне же пришед срок, помыслити нам, братие, содруги и бояре, како потрудити ся в деле наследования царского стола и власти законным чадом нашим – царевной Феодосией, – спокойно, вкрадчиво, но твёрдо произнёс глава стола.
– Благослови тя Господь, батюшка наш, великий государь, уж немало перемолвили и помыслили о том. Имеем высказать те, государь, замыслы своя, – произнёс сидевший вторым слева от главы стола, худощавый, невысокий человек почтенного возраста.
Это был первый дьяк Московского государства, хранитель государственной печати (по сути – канцлер) Андрей Щелкалов.
– Позволь, государь наш, молвити? – испросил разрешения говорить средовек, сидевший непосредственно слева от председателя стола.
Тот одобрительно склонил голову и воззрел на спросившего.
– По разумению и по обычаю нашему от дедов и прадедов положено и ясно, что царевна без царя царьства не приемлет. Но коли быти царевичу-отроку из древнего царского роду и христьянской веры, то почему бы не приять такового к нам и не обручить с царевной нашею. Тем временем, как войдёт в возраст царевна, и царевичу тут бы возрасти и язык русский узнати, и веру и закон наши прияти, да уразумети. А как возрастёт царевна Феодосия, так венчать царевича на царьство и выдать замуж за него царевну, – с достоинством изложил муж.
– Верно сказываешь, брате Феодоре, – изрёк тот, кого все называли «государь».
– Позволь, государь? Есть, царь наш батюшка, тут разномыслие промежи нас. Християнских царьств и государств много среди полуденных соседей наших, но нету таковых, чтобы православную, апостольскую веру блюли. Потому и спорили мы, государь, куда взоры свои обратити и в какую сторону посылов направити за рубеж, – рассудительно произнёс черноусый, сидевший справа от государя.
– Вели молвити, государь, – с долей нетерпения произнёс, слегка нервничая, первый дьяк. – Потому, государь наш, шурин твой Борис Фёдорович и мыслит так, что не знатностью рода и происхождением избранника руководствоваться надо ти в деле сем. А надо избрати нам отрока из королевского рода – из такого государьства, где сила промышленного люда видна, где торговля и хозяйство налажены, где города у моря с гаванями и причалами стоят, где корабли морские во множестве имеются. Только думается нам, что хоть и приимем мы такового, и обретéм многая, но ещё более потеряем во многом. Ибо не найдем там соузников себе против крымскаго царя и турскаго султана.