Читаем Царь Федор Иванович полностью

Красивая эта версия не находит в источниках достаточного подтверждения.

Действительно, среди ночи на ханские станы в районе Коломенского напали три тысячи русских бойцов под руководством Василия Янова{193}. Возможно, удар этой группы вызвал изрядный переполох среди завоевателей. Но измышления о перетаскивании пушек и об огненном вале, сокрушившем врага, не имеют под собой фактической основы. Историки, пишущие о ночной передислокации русской артиллерии, вероятно, плохо понимают, что представляли собой пушки XVI века, как они передвигались и сколько весили. Надо полагать, реалии пушкарского дела того времени должны были уступить место впечатлениям от работы конной артиллерии XVIII столетия, чтобы родилась столь странная реконструкция событий. Передвинуть орудия конца XVI века бесшумно и незаметно к позициям татар и внезапно открыть огонь — картинка из приключенческого романа, если только не из фантастического. Р.Г. Скрынников выражает по этому поводу основательные сомнения: «Управлять полками и перевозить артиллерию в темноте было практически невозможно»{194}.

Артиллерийский огонь начали вести с тех позиций, на которых орудия стояли вечером 4 июля. Ночная бомбардировка не могла причинить серьезного урона крымцам. Надо полагать, израсходованные заряды были большей частью потрачены впустую. Исаак Масса прямо говорит: стреляли, не причиняя вреда татарам. Но тогда зачем опытным русским пушкарям устраивать среди ночи подобную «огненную потеху»?

Объяснений может быть несколько.

Возможно, ночную стрельбу предприняли с целью устрашения. Это вполне вероятно, особенно если учесть свидетельство дьяка Ивана Тимофеева, согласно которому канонада велась из орудий, установленных на «каменных стенах»{195}. Это могли быть стены Кремля, Китай-города или Белого города, а также стены Симонова и Новодевичьего монастырей, где стояли с отрядами воеводы Василий Квашнин и Андрей Измайлов{196}.[120] Иван Тимофеев знал, о чем пишет, поскольку в то время он являлся служильцем Пушкарского приказа — своего рода министерства артиллерии. Так вот, ни от Кремля, ни от Китай-города, ни от Белого города ядра не могли долететь до Коломенского и Котлов, где стояли крымцы. Да и от монастырей, выходит, далековато… Оттуда могли палить, показывая мощь русской артиллерии, демонстрируя, сколько пушек можно еще задействовать для нужд обороны. Что ж, какое-то впечатление на татар эта демонстрация могла произвести. Однако они и сами располагали артиллерией. Более того, крымцы неоднократно являлись на Русь с пушками и время от времени приводили их в действие против наших полков. Соответственно, русские прекрасно об этом знали. Значит, либо рассчитывали напугать Казы-Гирея количеством и мощью орудий, а не просто «огненным боем», либо, что вернее, расчет был иной.

Конечно, можно допустить спонтанное начало стрельбы. Как говорится в Новом летописце, ночью «в полках у воевод бысть всполох великий»{197} — иначе говоря, тревога. А автор Пискаревского летописца попытался объяснить причины этой тревоги: «И тое ночи, неким смотрением Божиим да молитвами благочестиваго царя и государя Федора Ивановича всеа Русии, некий боярской человек еде лошадей пойти и оторвася у него конь, и он ста вопити: “Переймите конь!” И от того стался страх в обозе и во всех городех на Москве, и стрельба многая отовсюду; и осветиша городы все от пушек»{198}. Да, существует вероятность того, что общее напряжение обороняющихся, помноженное на боязнь ночного нападения, породило вспышку паники, а вслед за тем и беспорядочную стрельбу в направлении крымцев. Однако… так можно объяснить пальбу из гуляй-города. Но как массовая истерика могла перекинуться на пушкарей, скажем, Белого города?! Они находились на изрядном расстоянии, они не получали приказа поддержать огнем русскую оборону на юге… Допустить столь сильную панику, которая, подобно микробам, перелетала бы на версты по воздуху и заражала людей, находящихся на изрядном отдалении от вспышки, было бы очень странно.

Огонь из орудий, стоящих на стенах, притом массовый огонь, да еще с учетом полной его боевой неэффективности, мог быть заранее спланированной акцией русского командования. И цель «напугать» татар являлась в данном случае второстепенной, если она вообще ставилась. По всей видимости, планировалась гораздо более сложная игра.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука