Царь Федор Иванович

Двумя «начальными людьми» русской оборонительной армии были князь Федор Иванович Мстиславский и Борис Федорович Годунов. При формальном старшинстве первого второй являлся самым влиятельным администратором в стране. И от его административной расторопности сейчас зависела судьба всей оборонительной операции. Годунов, как показала Нарва, не обладал тактическими талантами, зато, как показала вся его жизнь, у Бориса Федоровича имелось стратегическое чутье.

Помня, что в предыдущем генеральном столкновении с крымскими татарами, на Молодях в 1572 году, их остановил гуляй-город, наше командование распорядилось опять развернуть его. Это значило: создать из телег, с укрепленными на них деревянными щитами, импровизированное укрепление, за которым располагались стрелки, а также конница, готовая выйти в контратаку. В случае необходимости гуляй-город можно разобрать, перекомпоновать, отвести ближе к городу. Кроме того, учитывалась природная стойкость русской армии в обороне. Прямое столкновение в поле на протяжении XVI— XVII столетий являлось для наших войск значительно менее выгодным способом вести боевые действия, чем оборонительные операции. Твердость в полевом сражении наши предки проявляли далеко не всегда. Зато если имелся хоть какой-то укрепленный рубеж, его у русских бойцов отбить было до крайности сложно.

Русская подвижная крепость встала южнее Замоскворечья, приблизительно по линии: Донская площадь — Серпуховской вал — Даниловский вал. Древняя Данилова обитель оказалась в роли своего рода «форта»[118].

Когда наши полки заняли назначенные позиции, сложности начались у Казы-Гирея. Первой неприятной неожиданностью стал гуляй-город, за которым русские ратники изготовились драться насмерть. Второй — Белый город, со множеством башен и орудиями, возле которых стояли пушкари с зажженными фитилями. Татарская конница, пусть и усиленная бесстрашными янычарами, была не лучшей силой на приступе. Вряд ли крымцы готовились штурмовать мощные укрепления…

Казы-Гирей расположил свои силы по широкой дуге от Коломенского до Воробьевых гор. Вероятно, штурм гуляй-города казался ему делом более простым, нежели атака на каменные стены Белого города. В случае успеха его армии открывалось «мягкое подбрюшье» русской столицы — богатое Замоскворечье. А оттуда, при удаче, конные лучники могли запустить «красного петуха» в центр Москвы. Благо, стояла страшная жара, и большой пожар вновь, как при Иване Грозном, мог уничтожить город за несколько часов…[119]

4 июля татары оттеснили русские дворянские сотни к гуляй-городу и начали атаку на него. Основные усилия прикладывались к взлому русской обороны на флангах. Отряды «царевичей» бросались в атаки у Данилова монастыря, у Котлов, от Воробьева. Крымцев неизменно отбивали, нанося сильный урон, захватывая пленников. Однако и глубокие контратаки русских захлебывались — дворянскую кавалерию отбрасывали назад, к гуляй-городу. По свидетельствам летописцев и разрядов, легкие силы обеих сторон «травились» долгое время, наши ввели в бой литовских и немецких наемников, но никто не мог перебороть неприятеля, бой шел «ровно»^{191}.

Казы-Гирей не мог проделать брешь в русской обороне легкими силами, а ввязываться в большое сражение, видимо, не хотел. Это могло обернуться плачевно для него самого. Пока хан размышлял над следующим ходом, его армии оставалось разорять южное Подмосковье.

Бой тянулся до ночи с 4 на 5 июля. Он так и не принес решающего успеха ни одной из сторон.

Наутро 5-го русские ратники, защищавшие Москву, пришли в изумление: враг пропал! До рассвета снялся со станов и скорым ходом отступал на юг, оставляя имущество, лошадей, бросая тела задавленных в спешке. Обратный путь крымской орды был устлан мертвецами и умирающими. Дворянская конница и казаки гнались за крымцами, но успели совершить немногое: потрепать обоз да сцепиться с арьергардными отрядами, отбив часть пленников и, в свою очередь, захватив, по разным данным, от четырехсот до тысячи татар. Трофеями московских воевод стали кони и верблюды, во множестве оставленные неприятелем.

6 июля Казы-Гирей был за Окой.

Там его уже не преследовали (что само по себе выглядит упущением русского командования), и хан осмелился напасть на Дедилов. Но, как видно, «дух отошел» от его воинства. По известию Пискаревского летописца, даже с маленькой русской крепостицей крымская орда не справилась: «И зашол [Казы-Гирей] к Дедилову, и приступал, и ничесо же сотворил»^{192}.

Бегство Казы-Гирея до сих пор вызывает вопросы у историков. Причины его не вполне ясны. Самая выигрышная для русского национального самосознания версия такова: лагерь крымцев был приведен в ужас и смятение удачной диверсией московской кавалерии. Русские пушкари, бесшумно и незаметно перетащив под покровом темноты свои орудия поближе к татарским позициям, открыли шквальный огонь, которого противник совершенно не ожидал. Затем дворянская конница потрясла крымцев внезапным ударом. В результате деморализованный противник ретировался.