Эти слова, «Я БОЮСЬ», прозвучали для меня так странно, когда я их произнес, словно еще жива была частица Гильгамеша. «Я БОЮСЬ». Разве я когда-нибудь говорил прежде эти слова? Да, я и раньше боялся смерти, но бояться львов?
Нанна сжалился надо мной. Он послал мне глубокий сон. Мне снились сады и цветы, а когда утренний свет озарил мир и разбудил меня, я увидел вокруг себя львов, радовавшихся жизни. Теперь я не почувствовал в себе никакого страха. Я взял в руки топор. Я вытащил из-за пояса кинжал. Я ворвался в гущу этих львов, словно стрела, выпущенная из лука. Я убил двух-трех и разогнал остальных. Это было лучше, чем ежиться от страха и закрывать голову руками. Но я все еще был безумен.
В другом месте, где деревья росли густо и листья у них были, как маленькие острые наконечники стрел, я увидел птицу Имдугуд, примостившуюся на ветке. Ее острые красные когти глубоко впились в дерево. Птица Имдугуд узнала меня и окликнула:
– Куда ты держишь путь, сын Лугальбанды?
– Это ты, птица Имдугуд?
Она расправила крылья, они у нее похожи на орлиные, и выпрямила шею, на которой сидела львиная голова. Глаза ее горели, будто были украшены драгоценными камнями. Я сказал ей:
– Я смерти боюсь, птица Имдугуд. Я ищу такое место, где бы смерть не могла меня найти.
Она рассмеялась. Смех ее был, тихий и страшный, как смех львицы.
– Смерть нашла Энкиду. Смерть нашла Думузи. Смерть нашла героя Лугальбанду. Почему ты думаешь, что смерть не найдет Гильгамеша?
– Я на две трети бог и только на треть – человек.
Она снова рассмеялась.
– Тогда две трети тебя останутся жить, а умрет лишь треть.
– Ты смеешься надо мной, Имдугуд. Зачем быть такой жестокой? – Я простер к ней руки. – Что я тебе сделал, что ты надо мной смеешься? Ты мстишь за то, что я прогнал тебя с дерева хулуппу? Но дерево принадлежало Инанне. Я тебя просил по-доброму, ласково и вежливо. Помоги мне, Имдугуд.
Слова мои, казалось, проникли ей в душу. Она тихо спросила:
– Чем же я могу тебе помочь, сын Лугальбанды?
– Скажи мне, куда мне бежать, чтобы смерть не нашла меня?
– Смерть приходит ко всем, кто смертей, сын Лугальбанды.
– Ко всем без исключения?
– Без исключения, – сказала она. Потом, помолчав, она добавила: – Нет, все-таки было одно исключение, и ты о нем знаешь.
Сердце мое заколотилось. Я умоляюще сказал ей:
– Кто-то, кто избежал смерти? Я не могу вспомнить. Подскажи мне, подскажи!
– В своем безумии и отчаянии ты забыл героя Потопа.
– Зиусудра! Да, конечно!
– Он вечно пребывает в стране Дильмун. Ты это забыл, Гильгамеш?
Я дрожал от возбуждения. Это было как внезапная лихорадка. Для меня впереди забрезжил свет надежды. Я радостно воскликнул:
– А если я пойду к нему, Имдугуд? Что тогда? Поделится ли он со мной тайной, если я попрошу его?
Я снова услышал издевательский смех:
– Если попросишь? Если попросишь? Если попросишь?
Голос ее теперь напоминал карканье вороны. Она расправила свои огромные крылья.
– Проси! Проси! Проси!
– Скажи мне, как попасть туда, Имдугуд?!
– Спроси!
Теперь мне все труднее становилось ее рассмотреть. Воздух словно сгущался, и темные ветви деревьев казалось смыкались вокруг нее. И слышался ее голос все слабее: слова ее терялись в шуме крыльев и смеха.
– Имдугуд? – вскричал я.
– Проси! Проси! ПРОСИ!
Раздался сухой громкий треск. С дерева упала ветка, как это случается, когда лето бывает слишком сухим. Она упала к моим ногам. Когда я снова посмотрел наверх, то не увидел никаких признаков птицы Имдугуд на фоне бледно-голубого неба.
29
Да, Зиусудра. Я знал эту историю. Кто же ее не слышал?
Вот как спел ее мне арфист Ур-кунунна, когда я был ребенком во дворце Лугальбанды.
Давным-давно пришло такое время, когда богам надоел человеческий род.
Грохот, шум, дрязги, поднимавшиеся к небу с земли, раздражали их. Больше всех рассердился Энлиль. Он воскликнул: «Ну как можно уснуть, когда они так шумят?!» И послал великий голод, чтобы уничтожить нас. Шесть лет не было дождя. Крупинки соли выступили из земли и покрыли поля. Погиб урожай.
Люди поедали собственных дочерей, один дом пожирал другой. Однако мудрый и сострадательный Энки сжалился над нами и прогнал засуху.
Во второй раз разгневанный Энлиля наслал на нас чуму, и снова милость Энки принесла нам спасение. Те, кто заболел – выздоровели, а у тех, кто потерял своих детей – родились новые. И снова мир кишел людьми, и шум по-прежнему поднимался к небесам, словно рев дикого быка. Тогда снова проснулся гнев Энлиля. «Я не могу сносить этот шум», – сказал Энлиль богам, собравшимся на совет, и поклялся перед ними погубить род человеческий, утопив всех живущих на земле.
Повелитель вод – мудрый Энки, жил в бездонной пучине. Поэтому Энки поручили устроить страшный ливень, наводнение и потоп. Но так как Энки любил людей, он устроил так, что погибли не все.