Царь-гора

Наутро Шергин собрал офицеров и сообщил план: идти на гору с сотней солдат. Остальные под началом штабс-капитана Гусейнова должны по перевалу выйти на другую сторону хребта, в Чуйскую степь, и там ждать. Шергин припечатывал свои слова щелчками пальца по карте, изобиловавшей, правда, белыми пятнами. Первопроходцы не баловали здешние края вниманием — думали, наверное, что Чихачев ничего им тут не оставил с середины прошлого века.

— Вопросы, предложения есть?

— Есть, — угрюмо произнес ротмистр Плеснев. — Почему штабс-капитан Гусейнов? Разве нет старших его по званию?

— Если вы имеете в виду себя, ротмистр, — ответил Шергин, — то вам оказана другая честь. Вы идете со мной. Надеюсь, у вас нет возражений?

Плеснев пробормотал нечто невнятное, и разговор перешел на обсуждение географических деталей.

Но в конце повисло гнетущее молчание, разрешившееся витиеватым рассуждением:

— Господин полковник, вы держите нас в неведении уже который месяц. Все мы, здесь собравшиеся, кроме вас, испытываем сильные сомнения относительно этого нелепого, простите, похода в горную глушь. У нас, что вполне естественно, закрадываются сомнения. Война полыхает где-то там, в России, а здесь мы преследуем каких-то призраков и покоряем горы. Простите, но это смешно, если не сказать хуже.

Высказавшись таким образом, поручик Недеев вскинул голову, демонстрируя орлиный профиль, раздул ноздри и окинул взором остальных офицеров, продолжавших гнетуще молчать.

Шергин тоже посмотрел — сначала на сидевших по одну сторону, затем по другую. Никто не отводил глаз, только прапорщик Чернов смущенно потупился.

— Что же, вижу единодушие, — промолвил Шергин. — И вот что я вам отвечу, господа офицеры. Война полыхает не где-то там, а именно здесь — для каждого из нас, для каждого из солдат… Преследуем призраков и покоряем горы? А вот тут вы правы, поручик, хотя сами, верно, не понимаете собственных слов. Любая война начинается с призраков… а заканчивается покорением горы. Впрочем, не буду утомлять вас философией. Я прошу только одного: веры… Поверьте мне. Я убежден: все разрешится в ближайшее время.

Он опустил голову, устало провел рукой по лицу, замолчал. Офицеры переглядывались, недоуменно пожимали плечами, кто-то скептично шевелил усами.

— Все, разговоры окончены. — Шергин овладел собой. — Выступаем через час.

Царь-гора была высока и тучна. По ней гирляндами вились ручьи, иногда срывавшиеся разноцветными от примесей водопадами. В тайге деловито сновали выползшие из зимних квартир бурундуки, рыли прошлогоднюю мокрую прель косули и насвистывали счастливые кедровки. Весна выдалась теплой и паркой, а в горах ранней, хотя по ночам по-прежнему обдавала морозом.

Сотня солдат, растянувшись редкой цепью и перекликаясь, искала следы человеческого жилья. Шергин шел в середине и изредка, когда выходили на свободный склон, посматривал на вершину. Он не сомневался, что Белый Старец, если таковой существует, живет именно там, среди вечного снега, ледников и голых камней. Половиной мозга он понимал, что это безумные мысли, но другая половина была сильнее и побеждала в споре, хотя и не приводила никаких доводов.

Доводом была сама гора. Днем она сливалась своими светящимися словно изнутри снегами с небом и казалась лестницей в заоблачные гостиницы, где всегда открыты двери для земных странников. В те минуты, когда Шергин ловил себя на этом, не вполне заслуженном ощущении, Белый Старец представлялся ему апостолом Петром, привратником рая, а сама гора — некими мытарствами, отделяющими земную жизнь от вечной. Разительную достоверность этому чувству придавали ночи, когда из скальных расселин и горных пещер выплескивалось наружу нечто зловещее, чье-то тайное и негостеприимное присутствие, словно на охоту за человеческими душами выбирались бесы-мытари. Воздух наполнялся невнятными шепотками и странным щелканьем, похожим на резкие звуки бича. Время от времени перед самым носом прошмыгивали быстрые холодные тени.

Что-то в этой горе было не так, как в остальном человеческом мире.

Шергин знал, что именно. Здесь было возможно самое невозможное. Вплоть до воскрешения мертвых.

А может, думал он, все дело во времени. Осанна сменилась восхождением на Голгофу… но смерть — всего лишь пауза перед воскресением.

В какой-то миг ему показалось, что он все понял. Поскользнувшись на каменной осыпи, он упал и увидел впереди, в нескольких шагах, человеческую фигуру в длинном белом одеянии, сшитом будто из сияющего тумана. Он увидел лицо человека — лицо было молодым, спокойным и отчего-то знакомым. Человек протянул к нему руку, но не подошел. Это был знак — вставай и иди. Шергин поднялся и пошел следом, теряя равновесие, оскальзываясь на вылетающих из-под ног камнях, раздирая руки в кровь при падениях. Человек впереди не падал, но и не оборачивался больше. Его ступни не сдвинули с места ни единого камешка.