— Что-то слышал, не то в шестнадцатом, не то в семнадцатом году. Кажется, он командовал партизанским полком в составе Сибирской казачьей дивизии. И отзывы о нем как будто были самые противоречивые. Вы чай будете?
— Всенепременно. Да и от рюмочки не откажусь в честь таких-то известий.
Шергин вышел на лестницу и кликнул Лизавету Дмитриевну. Та, догадавшись сама, уже несла поднос с чайниками, чашками и связкой кренделей.
Громко, со вкусом прихлебывая душистый, с травами чай, штаб-ротмистр продолжал:
— Но это не все. Из достоверных источников известно: Комитет Учредительного собрания в Самаре, коротко КОМУЧ, объявил о создании своего правительства и Народной повстанческой армии. В Самаре успешно произошел офицерский мятеж, и руководил им подполковник Каппель. Его отряд и несколько других составили костяк армии. Я предлагаю поднять тост за успех рожденного Белого движения.
Шергин откупорил початую бутылку вина, разлил по бокалам.
— Что ж, — чувствуя некоторое возбуждение, произнес он, — о Каппеле я наслышан как о честном и храбром человеке. Будем надеяться, что господа кадеты и эсеры из этого Комитета не обоср…ся от собственной смелости и не будут мешать честным русским людям выполнять свой долг перед отечеством. За Россию, ротмистр.
— За победу русского духа, — добавил Чесноков.
— Кстати, что это за достоверные источники? — выпив до дна, поинтересовался Шергин.
Штаб-ротмистр рассмеялся.
— Я подслушал на базаре разговор двух остолопов из советской милиции. Они так простодушно сердились на контрреволюционные мятежи, что не заслушаться их беседой было невозможно. А что у вас, Петр Николаич? Встречались с попом?
Шергин в двух словах обрисовал ситуацию.
— Необходимо как можно скорее убедить государя, — подытожил он, — что его дальнейшее пребывание в большевистском застенке угрожает ему и наследнику смертельной опасностью. Скоро вспыхнет вся Сибирь, а за ней остальная Россия. Красные изуверы в этих условиях вполне способны решиться на крайние меры.
— Это значит, что у нас мало времени, — сказал Чесноков. — Нужно искать и другие пути сообщения с пленниками.
— Я уже думал о подкупе охраны. Отец Сергий снабдил меня кое-какими сведениями. Еду арестантам приносят из комиссарской кухмистерской, ею заведует какой-то еврей. Так вот, один из помощников коменданта дома самолично наведывается туда и наблюдает за доставкой. Можно попытаться перехватить его по пути, завести разговор.
— С наскока может не получиться, — засомневался Чесноков. — А действовать нужно наверняка.
— Побольше развязности, наглости и похабных шуток — получится. На красную сволочь это действует как пароль. Вам, ротмистр, это вполне удастся, я полагаю, простите за прямоту.
— Да чего уж там, — хмыкнул Чесноков. — По молодости два раза на дуэль вызывали за эти самые шутки. Едва жив остался.
— Неужто всего два раза?
— На третий получил кулаком по физиономии, — сознался ротмистр. — На четвертый… Хотя не буду вас утомлять. Это долгий перечень.
— Охотно верю.
— Между прочим, Петр Николаич, вы не в курсе, чем большевики кормят царских особ? Сдается мне, в их жидовской кухне омерзительная еда. Да к тому же евреи жадные. Как вы думаете?
— Ни капли не сомневаюсь, что кормят их помоями, — сказал Шергин. — Для русского царя у жида не выпросишь и куска хлеба. Особенно бывшего царя.
— У меня сейчас родилась замечательная мысль. Что если им станут приносить в качестве милосердной помощи продукты из здешнего женского монастыря, Ново-Тихвинского, кажется? А через сестер можно будет наладить и сообщение. Как вам идея? Я даже знаю, через кого это устроить, чтобы нам самим не засвечивать свои физиономии.
— Через кого же?
— Здесь в городе поселился бывший личный врач наследника Алексея. Доктор Деревенько. К нему для знакомства отправим Никитенко, они хохлы, общий язык найдут.
— Прекрасно, — одобрил Шергин. — Однако все упирается в то, насколько сговорчивой окажется охрана и ее начальство.
— Попытка не пытка, — бодро произнес Чесноков. — Кстати, по поводу пытки. Один вопрос не дает мне покоя — введут ли комиссары институт пыток? Все-таки неприятная мысль, согласитесь. Так и представляется мрачная картина в огненных отсветах: висящее на дыбе полумертвое тело и палач, ласково перебирающий в углу свои изуверские инструменты.
— По крайней мере свою красную инквизицию он уже ввели. Да и пытками вряд ли брезгуют. Поговаривают, главарь уральского совдепа, еврей Голощекин, имеет садические наклонности. Но я вам не советую подобными картинками заранее стращаться. Еще насмотритесь такого вживую.
— Благодарствую, Петр Николаич, утешили.
Шергин дернул уголком губ, усмехаясь.
— Сегодня вечером надо собраться, обсудить план действий. Предупредите Любомилова. А Никитенко и Скурлатовскому я сам сообщу.
Проводив штаб-ротмистра до порога дома, Шергин зашел в гостиную. Лизавета Дмитриевна расположилась в кресле с рукодельем, но тотчас отложила шитье, вопросительно посмотрев на постояльца. Он склонился над спинкой кресла и обнял вдову, поцеловал в розовое ушко с поддельным бриллиантом.
— Лиза…
— Петр, — со страстью выдохнула она.