Царь-гора

Федор повернулся к окну, глянул вниз. Тень от вертолета бежала по скалам, головокружительно виснущим в пустоте над стремительной, яростной рекой. На узких карнизах вился серпантин Чуйского тракта, по нему опасливо и вдумчиво ползли два большегруза. Лысые верхушки скал белоснежно поблескивали на солнце, будто мраморные.

— Там мрамор, — словно прочитав его мысли, подтвердила Аглая. — Это Белый Бом.

— Не дорога, а сплошной аттракцион, — поежился Федор. — Я, наверно, спал, когда проезжал тут.

— Самое опасное место тракта, — кивнула девушка. — Бомы — скалы, висящие над рекой. Возле Белого Бома в Гражданскую были частые бои. Там и сейчас еще можно найти ржавые гильзы.

— Я полагаю, не такие уж они и ржавые, — отворачиваясь от окна, сказал Федор. — В мистическом плане, я имею в виду. Большевики соблазняли народовластием, нынче блажат тем же самым. Игра «Найдите десять отличий».

— Дорога в Беловодье лежит через подземелья чуди… — медленно проговорила Аглая.

— Что? А, ну да… Знаете, меня посетила забавная мысль. Это, конечно, не случайно, что теперешним символом российской политики стал медведь. Косолапости и тугоухости ей не занимать.

— Вы любите ходить в зоопарк? — вдруг спросила Аглая.

Федор решил, что ей надоела наконец болтовня о несерьезных и малоинтересных вещах.

— Не люблю и ни разу не был. Предлагаете сходить? Не помню, есть ли в Бийске зоопарк.

— Я тоже не люблю смотреть на зверей в клетках. А где вы видели медведя, который загрыз пьяного сторожа, если никогда не были в зоопарке?

Она пристально смотрела на него, и, чтобы придумать ответ, одновременно проклиная собственную тупость, у Федора не было ни секунды.

— Э… Я соврал. Про медведя. Ничего такого никогда не видел. Просто так сказалось. Под впечатлением вашего рассказа, — рублено проговорил он и выдохнул, приложив руку к сердцу: — Простите.

— Нет, что-то здесь не так, — в сомнениях промолвила Аглая.

— А… может, мне это приснилось? — с надеждой спросил Федор. — Да, точно, приснилось. Теперь я в этом уверен.

— Воля ваша, — смирилась Аглая.

Из кабины появилась улыбающаяся Митина голова в летном кожаном шлеме времен перелета Чкалова через Северный полюс.

— Чего загрустили, пассажиры? В воздухе вешать носы строго запрещено, а то вниз перетянут. Включу-ка я вам музыку.

Федор злился на себя за промах, Аглая терпеливо изучала виды внизу, и латиноамериканские ритмы, ворвавшиеся в тесноту вертушки, были бессильны снова протянуть между ними нить разговора. «Ничего, в городе весь ее аглицкий сплин как рукой снимет, — решил Федор. — Там она забудет свои позы все-на-свете-мне-известно-и-неинтересно. Тоже мне, Онегин в юбке».

Около десяти часов утра Митя посадил чудовищную машину на окраинной автостоянке Бийска, поругавшись в свое удовольствие с двумя разгневанными автовладельцами и брюхастым охранником.

— Со здешним аэроклубом я поссорился, — объяснил он пассажирам, — а то бы там высадил. Не нравится им мой «Карлсон». Эх…

Договорились, что вечером Митя заберет их отсюда же, в семь часов.

— Ну-с, — сказал Федор, оглядываясь в поисках такси, — начнем. В ресторане вы когда-нибудь завтракали?

Аглая широко распахнула глаза.

— Таких дурных привычек не имею.

Федор расправил плечи и коварно усмехнулся.

— Сегодня вы в моей власти, — почти что мстительно произнес он, — а значит, и во власти моих дурных привычек. Для вас сегодня открыты двери самых презентабельных ресторанов этого милого провинциального городка. Я покажу вам, что такое городская жизнь. Напрочь развею ваши дикие представления о цивилизации…

— Хотя здешний калибр все же не тот, — огорченно добавил он, когда такси, подхватив их, неторопливо покатило по улицам города. — Материал, прямо скажем, не столичный.

— Из Москвы? — поинтересовался шофер.

— Из нее, родимой.

— Ну-ну, — с непонятной угрозой произнес водитель.

— Что вы имеете в виду? — спросил Федор, не сочтя возможным оставить это подозрительное «ну-ну» без внимания.

Помолчав, шофер ответил:

— Да вот говорят: Москва — третий Рим. А живут там одни жиды. Западло выходит.

— У вас, милейший, неверная информация, — сказал Федор тоном, от которого сильно тянуло пустынным суховеем. — Еврейской нации там не больше, чем везде.

Но таксист ему не поверил.

— Как же, не больше. Чтоб так страну высосать, как ее Москва доит, нужно очень много жидов. Если не все натуральные, так примазавшиеся. Ты вот, к примеру, примазавшийся, сразу видно.

Федор хотел было ответить самым категорическим образом, но тут в памяти всплыла пухлая пачка денег от Гриши Вайнстока, и он засомневался, нет ли в убеждении водителя доли сермяжной правды.

— Молчишь? Вот и молчи, — уже без всякой вражды сказал шофер. — Нечего рот разевать, перед девчонкой позориться.

Федор послал ему испепеляющий взгляд, потом покосился на Аглаю. Она улыбалась с отсутствующим видом. Глядя на нее, он быстро успокоился, наклонился к водителю и пошептал ему на ухо.

— Понял, — нехотя ответил таксист. — Так бы сразу и сказал.

До центра города он не проронил ни слова, а высадив пассажиров, крикнул вслед:

— В дурдоме подлечись, псих.

Федор не стал оборачиваться.