Царь Горы, или Тайна Кира Великого

У задних дверей дворца валялась целая шеренга искусно заколотых стражников, все факелы были ослеплены, а ловкий убийца -- мне так и не удалось узнать, чьей школы -- уже карабкался вверх, цепляясь за щели своими кинжалами.

Сбросить его вниз -- наделать лишнего шума. И вот, достигнув другого угла, где еще при свете дня приметил все выступы и щелки, я полез наперегонки со своим соперником.

Олимпийский венок не ждал победителя. Награда была другой -- пара мгновений отдыха. Мы столкнулись наверху в безмолвной схватке, и его уставшая рука промахнулась. Лезвие со свистом пронеслось мимо моей щеки, коснулось лица только зябким дуновением.

Я бросился клубком ему под ноги, перекатился через плечо и своим жалом достал врага в печень. Он фыркнул, как жеребец и осел, процедив сквозь зубы проклятие на каком-то неясном наречии.

Моя рука вырвала острие из плоти, ибо все эти жертвы были пока не в счет. Моему кинжалу полагалось остаться только в главной жертве. На рукоятке железного жала красовалась мета -- двуглавый тигр. Об этой мете по всему миру прошел бы слух, и тогда тот, кто платил Скамандру, убедился бы, что дело сделано именно его наемником и деньги не пропали зря.

Самый густой мрак стоял в окнах верхних покоев. Внизу же, поодаль, все еще продолжалась какая-то возня, раздавались приглушенные крики стражников, рыскавших в устах.

Оценив обстановку, я решил, что на последнем десятке шагов надо сохранить полное хладнокровие и ни в коем случае не торопиться. Прижавшись к стене между окошками, я разложил между ног испытанные средства -- дощечку, пузырь и травку Цирцеи.

Все удалось не хуже, чем на постоялом дворе, только сначала пришлось подрезать перепонку из большого бычьего пузыря, которым затянули на ночь окно.

Когда пролез в него, то первой спящей свиньей, попавшейся мне под ноги, оказался один из царских евнухов.

Я попал на женскую половину дворца. Как в тех предзакатных грезах, мне теперь пришлось наяву, хоть и в полном мраке, пробираться подобно сквозняку сквозь занавеси и пологи, по коврам, через тюфяки и неподвижные тела, ощущая всей своей плотью их покорную теплоту. И я молил разом всех богов, чтобы не шелохнулась и не подняла крика ни одна из одурманенных дыомом женщин. Эта, хоть и варварская кровь, замарала бы не кинжал, а всю мою душу, так что не отмыться б потом ни в какой реке, даже в Лете*.

Чутье подсказывало, что царь где-то рядом. Он уже побывал в своем варварском гинекее* и мог возвратиться вновь, ведь не один день провел вдали от ласок.

И все же я не стал устраивать ему засаду среди складок женских материй. Время торопило, и дышать в повязке было слишком тяжело. Я пробрался к дверям и, приоткрыв их на половину локтя, выскользнул в узкий коридор.

По сторонам коридора была еще пара дверей. В щели ближней из них пробивался свет. Я сунул нос в дальнюю, таившую мрак. За ней было прохладнее и стоял чад благовоний, отдававший, однако, запахом нечистот. Там было отхожее место гинекея. Тогда, слегка приподняв другую дверь, чтобы не заскрипели петли, я выглянул в светлое помещение.

Там широкая -- для трех человек -- лестница спускалась в нижнюю половину дворца. По одну сторону от лестницы виднелась часть галереи и два ее угла. В ближайшем углу, то есть у верхней ступени, стояла бронзовая тренога с масляным светильником, а рядом с ним, на низеньком, стульчике дремал безбородый страж-евнух, у которого с поясы свисали ножны с коротким мечом.

По закону симметрии, на противоположном конце площадки, не видном в дверную щелку, полагалось быть второй треноге и дремать второму евнуху. Глазомер и чутье подсказывали, что расстояние между стражами -- шагов двадцать. Это означало, что по соседству с этой дверью наверняка есть двери, ведущие в другие комнаты.

Только я вновь натянул повязку себе на нос, чтобы вернуться назад, как евнух встрепенулся на своем стульчике и и огонек светильника тревожно вздрогнул.

Взгляд мой скакнул к окошку, под которым сидел стражник,-- уж куда быстрее, чем сам евнух поднялся на ноги и повернулся лицом к перепонке. Верно, ему что-то послышалось.

В тот же миг копье пронзило извне перепонку и воткнулось евнуху в лицо.

Мне пришлось отдать соперникам еще несколько мгновений. Второй стражник двинулся на помощь к первому еще до смертельного удара. Он шел не торопясь, но, когда удар копья поразил его напарника, вскрикнул и бросился со всех ног к лестнице. Едва он приблизился к двери, как я распахнул ее, ухватил евнуха за пояс, дернул на себя и на острие своего кинжала, а в следующий миг толкнул обмякшее тело в отхожее место.

Тем временем, один чужак успел проникнуть в дворец, а другой уже просовывал голову в окошко.

Первый, едва я появился на свету, метнул было в меня один из своих кинжалов, но поостерегся. То ли побоялся лишнего шума при промахе, то ли решил сохранить в руках оба своих жала.