Царь Горы, или Тайна Кира Великого

-- Десять лет,-- вздохнул Кир.-- Давно здесь не был. Все осталось, как было Все узнал... Мне показалось, что это была Кама. Забыл, сколько времени прошло. Мой дед успел завести себе нового зверя.

-- Она была последним доблестным защитником Эктабан,-- решился я на сомнительную шутку.

-- Да,-- словно не заметив шутки, вполне серьезно кивнул царь персов.-- Я рад, что у меня пока есть такие же проворные защитники. Один из них -- ты. Другой -- Азал. Оба -- чужестранцы.

-- Твои воины, царь, отважны и сильны, как никакие иные воины в мире.

-- Верю,-- вновь кивнул царь персов.-- Это так. У меня есть львы и быки. Но теперь мне потребуются и ночные хищники. Все изменилось, хотя я мог бы обойтись без этих перемен. Ты, эллин, сам говорил, что в горах легче дышится и стоишь ближе к богам.

“Судьба!”,-- едва не проронил я.

-- Ты спас меня,-- сказал Кир.-- Иди в сокровищницу. Возьми, сколько хочешь.

И вдруг я догадался, почему в тот миг, когда лекарь вынул острие из моей руки, не только мое тело, но и душа почувствовала облегчение.

-- Царь! -- отвечал Киру Кратон Милетянин.-- Напротив, это я отдал тебе старый долг сполна, а ничего сверх того еще не заслужил. Ничего, кроме свободы.

Кир остро взглянул мне в глаза.

-- Эллин, так что ты выбираешь теперь: судьбу или свободу? -- вопросил он.

Ответ эллина был, конечно же, по-элински лукав:

-- Свобода позволяет мне выбрать судьбу.

Я в тот день не приносил жертв, не обращался к оракулам и гадателям. Всем правит Судьба, но там, где стоял царь Кир, который не признавал Судьбы и которому было суждено завоевать мир,-- там правила его персидская свобода. Мудрый Гераклит согласился со мной.

-- Бедный, бедный царь Эдип,-- проговорил Кир; несомненно, судьба Эдипа произвела на него глубокое впечатление.-- Несчастный человек. Он захотел иметь судьбу и не захотел иметь свободу. Больной человек. Ты меня вновь уверил, Кратон, что судьба -- это болезнь, которую легко подхватить в иных дурных местах и среди иных слабых людей.

Уже светало, и Кир повелел мне оставить службу и отдохнуть до восхода солнца.

Меня устроили в богатых покоях, и лекарь принес мне какое-то успокаивающее питье. Но этому зелью не суждено было погрузить меня в приятный сон и успокоить боль от раны и царапин.

Не успел я смежить веки, как полог около моего ложа колыхнулся. Невольно я схватился за кинжал: мало ли сколько еще оставалось у Астиага ручных хищников.

И признаться, вовремя отбросил его, иначе Азелек наткнулась бы на острие моего кинжала вовсе не так безнаказанно, как я сам -- на острие скифского меча давным-давно, в далеких персидских горах

Да, то была она, Азелек! Жаворонок и сокол в одном невесомом, но сильном тельце.

И она пала на меня сверху, как сокол на добычу.

Амазонки не умеют нежно целовать, зато кусаются так изысканно и сладострастно, как никакие иные женщины. Сокол превратился в ласкового леопарда. Теперь Кратон мог свалить вину за любую рану и любой укус на мертвого зверя, не знавшего пощады.

На исходе той ночи я испытал самую приятную боль в своей жизни.

И наконец она наткнулась на то острие, коему и жаждала принести в жертву свое тело. Она стонала и извивалась надо мной, и в мгновения высшего блаженства и высшей обоюдной силы, я приподнялся и крепко обхватил ее обеими руками, не чувствуя боли. Я измазал ей ровью всю спину.

Потом, застыв в судороге, она вздохнула так глубоко и с таким наслаждением, что вся тьма надо мною и все небо свернулись в этот ее блаженный вздох.

А спустя мгновение в моих руках оказалась пустота. Азелек снова исчезла.

Я откинулся на подушки, и весь утонул в боли. Мне казалось, будто меня наконец загрызли хищники.

На восходе, едва держась на ногах, я добрался до тронного зала и решил подпереть одну из колонн позади персов.

В то утро царь Кир, облаченный в золотые одежды, восшел на мидийский престол и стал править “золотыми быками” и страной, которыми его дед Астиаг правил более трех десятилетий. И, воссев на трон, Кир первым делом велел персам не притеснять мидян, а, напротив, перенять у них все полезные обычаи, потребные для владения такой богатой и обширной землей, какой он представлялась Киру.

На этом, как видно, Кратон завершает вторую историю и начинает третью: о том

КАК ЦАРЬ КИР

СПАС ЦАРЯ ЛИДИИ КРЕЗА ОТ ОГНЯ,

А ЕГО МАЛОЛЕТНЕГО СЫНА — ОТ НЕМОТЫ

Книга Кратона Милетского. Часть 3.

Персы слушались своего царя, как воины слушаются своего стратега. Недаром слова «народ» и «войско» слиты у них в одно. К тому же, в отличие от многих варваров, персы не имели природного влечения к безудержному гра­бежу, бессмысленному разрушению чужих домов и лихо­имству. Зато с легкостью перенимали чужие обычаи, если эти обычаи могли возвысить их в собственных глазах или в представлении соседних народов. Спустя год после завоевания Эктабана стало нелегко отличить на улице перса от мидянина.