Царь Грозный

Лицо Ивана тоже побелело, рука, державшая маску, чуть дрожала от злости. Стоявшие рядом поняли, что живым боярину отсюда не выйти. Похоже, понял это и сам Михаил Репнин, но гордо вскинул голову, отталкивая скомороший наряд. Маска упала ему под ноги уже в полной тишине, боярин пнул ее ногой. С трудом разлепив ставшие враз непослушными губы, Репнин хрипло произнес:

– Негоже, государь, мне скоморошничать…

Из горла царя вырвался хрип:

– Мне, государю, гоже, а ему негоже?..

Его лицо перекосила злость, не оборачиваясь, бросил всегда готовым услужить рындам:

– Вон его!

Боярина вытолкали взашей.

Веселье продолжилось, возможно, и не все хотели веселиться, но кто бы еще рискнул воспротивиться? Никто, в тот вечер хватило боярина Репнина.

Митрополиту Макарию донесли, что у государя новая книга. Тот удивленно уставился на Андрея Прозорова, царского духовника, принесшего такую весть.

– Да дивно ли это? Государь любит читать.

Протопоп замялся:

– Владыка, негоже бы Ивану Васильевичу такую книгу читать…

– А что такое? – насторожился митрополит. Видно, что-то не то предстало перед очами молодого царя, коли его духовник тревогу забил.

– Дьяка Курицына труд «Сказание о Дракуле».

Макарий задумался, прав поп Андрей, точно прав. Сам митрополит только единым глазом глянул в сей труд и долго плевался. Конечно, повесть эта дьяком написана честно, Федор Курицын возглавлял русское посольство в Венгрию и Молдавию, дьяк что видел, о том и написал… Только больно страшна книга эта, учит тому, как граф сумел при помощи жестокости навести порядок в своих владениях. А ну как государь пожелает последовать его примеру?

– Я поговорю с Иваном Васильевичем, – вздохнул митрополит. У Андрея с души груз свалился, теперь этот груз на душе у митрополита лежать будет.

Макарий и правда попытался поговорить с подопечным о немыслимой жестокости венгерского графа. Царь в ответ рассмеялся:

– Где ты, святой отец, жестокость увидел? Верно Дракула все делал – огнем и мечом выжег в своих владениях скверну.

– Да ведь он признает один способ исправления – убийство! – ужаснулся митрополит.

– А ты, отче, ведаешь другие? Скверну только огнем выжигать надобно, да так, чтобы смрад от того костра всем чувствовался. Только тогда бояться будут! Любую скверну жечь надо! Придет время, и я у себя ее выжгу!

Глаза государя сверкнули нехорошим огнем, потому митрополит не смог спросить, как быть с его собственной скверной, которую допустил во дворец? Но, видно, Иван и сам понял невысказанное. Взор стал насмешливым, приблизив лицо к митрополиту, Иван Васильевич усмехнулся:

– Мне можно! – Выпрямился и повторил: – Царю можно, остальным нет! В делах я царь, а в утехах, хотя бы и плотских, человек! Но как дух мой царский, так и плоть моя человеческая неподсудны людскому суду!

Тоскливо было на сердце у митрополита Макария, когда возвращался тот на свое подворье. Где-то проглядел он государя, что-то недосмотрел.

– В жестокие времена живем, – бормотал себе под нос митрополит, сокрушенно разводя руками.

Времена и впрямь были жестокими и не только на Руси.

В книге, о которой шла речь между митрополитом и государем, дьяк посольского приказа времен Ивана III Васильевича, деда Грозного, Федор Курицын подробно и почти с удовольствием описывал, как при помощи казней и истязаний венгерский граф Дракула вершил правосудие на своей земле. Это просто пособие по истязаниям. Современная версия киношного Дракулы мелковата по сравнению с настоящим фильмом ужасов, который являл настоящий граф.

Любые проблемы Дракула решал радикальными мерами – нет человека, нет проблемы!

Однажды объявил, чтобы со всей земли к нему собрались старые, немощные, больные, бедные… Огромную толпу нищих и калек, собравшихся в ожидании щедрой милости богатого правителя, Дракула для начала пригласил в специально выстроенный дом, от пуза накормил, а потом… приказал закрыть все двери и дом поджечь! Так граф боролся с бедностью и болезнями!