Царь Грозный

Новая царица любит жестокие развлечения, какие не все мужчины выносят. Нравится ей смотреть, как медведи людей рвут. Вот и теперь в ладоши хлопала, увидев, что огромный зверь добрался до беззащитного мужика и сгреб того в охапку. Бедолага не выдержал, окрестности огласил нечеловеческий вопль человека, вмиг оставшегося без волос и кожи на голове.

Государь такое видывал не раз, надоело. И мысли сами по себе ушли далеко в юность. Чуть посидел молча, уставившись вдаль, но немного погодя его взгляд снова вернулся к молодой жене.

Та, казалось, забыла о присутствии рядом мужа, Кученей все так же упивалась видом казни. Иван тоже глянул. Живо вспомнились собственные издевательства над людьми в молодости. А ведь и он давил зазевавшихся конем, травил медведем и собаками, подпаливал бороды… Перестал, потому что Анастасия была бы против? Да, конечно. А еще противный поп без конца все о душе твердил.

Воспоминание о Сильвестре привело Ивана в ярость, кулаки сжались, глаза побелели. Знавшие царя еще в юности сразу бы поняли, что это не сулит ничего хорошего, но рядом не оказалось никого способного остановить, успокоить эту ярость. Царица Анастасия умерла, поп с его страшилками Божьей кары был в Кирилло-Белозерском монастыре, а бояре, что рядом, готовы снять шкуры с собственных жен и детей, только бы угодить государю. И Иван принялся разглядывать картину казни, постепенно приходя в такое же возбуждение, которое было у жены.

Марии очень нравилось наблюдать людские мучения, а у Ивана такое пристрастие было еще с детства. Почему бы не доставить удовольствие и женушке, а заодно и вспомнить былое себе? Виновных найти несложно всегда. И царь находил…

Кровь стала литься на московских площадях рекой. Пытки и казни уже никого не удивляли. Содрогнулась не только Москва, вся Русь почувствовала на себе тяжелую царскую длань, немало жизней загубил Иван Васильевич еще до введения страшной опричнины…

Слуги притихли, забившись в углы, – государь бушевал. Не желая попасть под его тяжелую руку, все, кто мог, попрятались.

– Кому верить могу? Кому?! – Иван едва не потрясал кулаками, глаза его метали молнии, голос хрипел. Только что принесли известие, что в Литву бежал Вишневецкий. Тот самый Дмитрий, что не так давно помог отбить наступление Девлет-Гирея. Неужто все это время действовал по наущению проклятого Сигизмунда? Этот вопрос не давал покоя Ивану. Если так, то польскому королю впору посмеяться над московским царем.

Ярости Ивану добавляло и то, что Сигизмунд совсем недавно при попытке сосватать его сестру Екатерину выставил такие условия, что хоть пол-Руси отдавай за красавицу. Теперь перебежки к проклятому сопернику заставляли царя скрипеть зубами от ненависти к Литве и ее правителю.

В Москве родственников Сигизмунда немало, добрая половина потомков великого князя Гедимина, многие литовцы бежали на Русь, поссорившись с правителем Литвы. И что теперь? Побегут, как Вишневецкий, обратно?

Государь и сам наполовину литовец по матери, но мысль о том, что любой обиженный им князь переметнется к Сигизмунду, приводила Ивана в такую ярость, что готов был растерзать предателя, если бы смог достать. Хуже всего, что ими вдруг стали не обиженные на государя Старицкие, с теми ясно, тетка Ефросинья всегда мечтала посадить на трон своего сына, а ближайшие помощники, кто жизни не жалел на полях сражений.

Помимо Бельского и Вишневецкого под подозрение попали братья Воротынские. Но это хоть понятно – государь ущемил их в желании получить в наследство от умершего старшего брата богатый удел. Новое земельное уложение обидело этих бояр больше других, и князь Михайло нагрубил государю в запале спора. Поплатились жестоко оба: одного с семьей отправили на Белоозеро, второго в Галич.

Последним из Адашевских сотоварищей попал в опалу Дмитрий Курлятев. В его вину даже сам Иван долго не верил, отправил с глаз долой в Смоленск и попытался забыть. Но напомнили.

Царь не мог поверить в то, что услышал: опальный Курлятев пытался бежать в Литву?! Иначе для чего было ездить вдоль границы?

– Покажи, – протянул руку к дьяку, читавшему объяснение князя.

Впился в текст сам, метался глазами по строчкам, на скулах ходили желваки, глаза побелели от злости.

Князь Дмитрий Курлятев пояснял, что попросту заблудился и ехал не той дорогой. Иван хмыкнул, чего было мотаться вдоль литовской границы вместе со своей свитой, вооруженной до зубов? Бежать, бежать собрался князюшко…

В руке Ивана хрустнул скомканный лист грамоты от Курлятева. Почему-то этот хруст добавил злости царю. Участь опального князя была решена.

Сначала его отправили к монахам в Рождественский монастырь на Ладоге, а потом заключение стало построже – перевели в Иосифо-Волоколамский монастырь, настоящую тюрьму. Иван не пощадил и жену боярина с его дочерями, эти были пострижены и отправлены в Челмогорскую обитель под Каргополем, с тем, чтобы все вокруг забыли о такой семье!

Иван еще раз показал: предателей не пощажу!