Царь Грозный

Навстречу Басманову спешил Петр Мстиславец, по делу или без дела, а Басманов не последний при государе, его слово много может значить. Сам боярин, пыхтя от усилий и слишком большого количества шуб, напяленных в угоду обычаям, поддерживаемый заботливым холопом, перелез через сугроб, наметенный еще утром метелью, недовольно бросил непонятно кому:

– Пошто двор не чистите?! Обленились, холопы! Вот я вас!

Ругался скорее по привычке, чем из желания навести порядок. А еще, видно, не знал, как начать разговор.

Выручил Мстиславец, согнулся перед дородным воеводой, повел рукой на крыльцо:

– Пожалуй, боярин, в дом. С дороги согреться, чарку выпить…

В отношении последнего Алексей был совсем не против, потому как у государя все шли поминки по умершему, а русский люд и за поминальным столом напиться не прочь. Вот и гудела голова у боярина, хотя давно уж не утро, но встал поздно, принять, конечно, успел, да, видно, маловато, нутро еще требовало.

Выпив поднесенную ловким Петром чарку, поморщился:

– Что за дрянью потчуешь? Видно, смертушки моей хочешь?

Мстиславец спешно налил вторую, посетовал:

– Где нам с царским столом равняться, Алексей Дмитриевич? Какая есть, не обессудь… Малые мы людишки…

Выпив вторую, боярин примирительно крякнул, то ли лучше первой пошла, то ли понравилась смиренность хозяина:

– Ладно уж…

И все же воевода с суровым видом ходил меж станков и столов с выложенными еще мокрыми листами. Смотрел, пытался даже читать, крутил ус и полез было по русской привычке в затылок, да вовремя вспомнил, что не среди своих, руку убрал, только коснувшись волос. Богатую горлатную шапку носил в руках, никому не доверяя. Холопы, прибывшие с боярином, остались по его велению во дворе.

Увиденное Басманова заинтересовало, не глуп, сразу понял, какую выгоду можно иметь от типографии. Но когда уже сели за стол, спешно собранный ключницей, все же не боярский двор, разносолов больших не было, воевода покачал головой:

– Ты, Иван, конечно, хорошее дело затеял, да только ворчат на тебя святые отцы-то…

– Надежа-боярин, – пересилив себя, склонил голову и Федоров, понимал, что не по своей воле явился разглядывать типографию Басманов, да еще и поутру, – труд сей митрополитом Макарием благословлен был. Апостола он сверял, прежде чем мы печатать принялись.

Басманов вздохнул, принимаясь за поросячий бок:

– Так-то оно, конечно, так, да митрополит уже почил… – Было непонятно, к чему относится вздох, то ли к смерти митрополита, то ли к плохо прожаренной свинине. Подумав, боярин намазал кусок побольше хреном и отправил его в рот. Пришлось дожидаться, пока не прожует. Разговаривать с набитым ртом было тяжеловато, но Басманов справился. – А вот другие святители остались. Потому ты поосторожней с книгами-то. Государь заступаться не станет…

Вот для чего пришел царский посланник! Предупредить, что царю не до типографии и Федорова. Тот вздохнул:

– Вестимо…

– Чего?! – возмутился Басманов.

Дьякон нашелся быстро:

– Всякий час помним, что митрополита Макария нет с нами… А государю и без нас дел много, чего ж ему надоедать со своими надобностями?

– То-то мне, – пробурчал Басманов. Больше он беседы вести не стал, решил, что сказанного достаточно, а доедать поросенка не слишком-то хотелось, все же не с голодного края на двор к Федорову прибыл.

После его ухода Федоров с Петром долго не могли приняться за работу, думали, судили-рядили, но для себя решили закончить первую книгу такой, какую благословил митрополит Макарий, а там видно будет.

Нет больше Макария. Священники в ступоре, не решаются собрать Собор, чтобы избрать нового митрополита. Тяжело будет тягаться с покойным, тот умел и на своем настоять, и быть со всеми в ладу. Да и митрополитом стал по воле всемогущих тогда Шуйских, государем поддержан столько лет. Кого выбирать?

Об избрании нового митрополита размышляли не только священники, думал и сам государь, судили-рядили даже в корчмах!

Афанасий Вяземский осторожно косился на царя. Иван Васильевич сидел, мрачно вперив взгляд в пол, но не на троне, а на лавке у стены, как простой боярин. Вид его задумчив и даже суров. Царь только что велел позвать своего шурина, брата покойной царицы Анастасии Никиту Романовича. Захарьин, как и многие, всегда был рядом на тот случай, если вдруг станут нужны государю. Правда, на дворе уже ночь темная, но Никита точно чуял, домой почивать не ушел, потому к государю пришел быстро.

Иван Васильевич сделал знак Вяземскому, чтобы тоже не уходил, но дверь прикрыл плотно.

– Скоро ли митрополита нового выберут? – Голос царя мрачен, как и его вид.

– Это Собору решать. – Никита попросту не знал, что ответить, его ли то дело? Но, похоже, государь и не ждал от него решения.

– Святая церковь сама в том разобраться не может! Ставленники боярские да монастырские не впрок идут! Каждый игумен в свою сторону тянет.

Вяземский хотел было сказать, что и Макарий митрополитом стал по воле бояр Шуйских, но благоразумно промолчал. Иван Васильевич продолжал скорее для себя, чем для них: