Царь Иоанн Грозный

Раньше всех вбежал Адашев, проводивший царя до самых дверей покоя и сидевший начеку в соседней горнице. За ним набежали няньки, мамки, ближние боярыни и ключницы царицыны.

Анастасия уже стала приходить в себя.

Оглядевшись мутными глазами, вспомнив, в чем дело, царица залилась слезами и еле могла заговорить:

– Царь-осударь! Не уезжай, не покидай меня! Знаешь сам: не праздна я… Как без тебя буду? Повремени хотя!

– Ну, ну, успокойся! – принимая более подобающий вид, сказал Иван. – И царство земное царям за подвиги их укрепляется, и царство небесное, вечное, открыто лишь тем, кто за истинную веру христианскую стоит. И в Писании сказано: «Ни око не виде, ни ухо не слыша, ни на сердце человеку не взыде, яже уготовал Бог любящим Его и святые заповеди хранящим!» Чего же нам страшитися? Чего слезы льешь? Грех, жено!

При людях и царица ввела в берега весь бурный поток скорби своей и, по принятому обычаю, нараспев почти заголосила:

– Царь-осударь! Благочестив ты и многодоблестен! Заповеди хранишь Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. Хочешь душу свою положити за православную веру, за верных христиан… Но мне-то каково? – прерывая горючими рыданиями размеренную речь, воскликнула Анастасия. – Как стерплю отшествие супруга-осударя своего? Чем грусть-тоску утолю? Кто мне будет добрые вести давать о милостях Божьих, что почиют на благочестивом осударе? Кто порукой, что Руси самодержец с его воинством бранным одолеет врага и на свое царство вернется? Боже Милосердый, Боже Всемогущий! – упав перед киотом, стала молить царица. – Услышь слезы и рыдания рабы своея… Дай ми услышати и осударя здрава, славного, по милости Твоей, увидети! Не помяни, Владыко, многих грехов наших! Помоги нам и Ты, Царица Небесная, Пречистая Богородица! И Ты муки ведала… Взглянься на муку мою великую! Да подаст Господь царю над супостатом победу и здрава мне его воротит!

И, утопая в слезах, ниц припала царица перед киотом с иконами святыми.

Иван, сам глубоко растроганный, сказал еще несколько утешительных слов жене и вышел, чтобы при бабах не выдать своей грусти, непристойной слабости, неподобающей царю.

Адашев отстал и, когда царь скрылся за дверью, подошел к царице.

– Государыня, слушай, что скажу! – твердо проговорил он, чуть касаясь ее плеча. – Вот святой крест тебе порукой! Жив и цел вернется к тебе государь, или и меня ты в живых не увидишь! И не один я, тысячи за него жизнь отдадут! Не тоскуй, государыня… весела будь! Царевича-наследника нам подари. А мы тебе – царя вернем.

Ободренная, укрепленная против воли твердым, уверенным тоном речей Адашева, Анастасия подняла голову и хотела было что-то сказать, как-нибудь поблагодарить постельничего, но тот, отвесив земной поклон царице, поторопился и ушел вслед за царем.

Как говорил Иван, так и вышло, словно по писаному. Через два месяца без малого, 16 июня, сел юный государь-полководец на коня и, со всеми воеводами, с Шиг-Алеем, царем, вызванным из Касимова, выступил в поход через село Коломенское на Остров-сельцо, где первая ночевка назначена. Неспроста поторопился царь. Вести стали смутные доходить, что хан крымский доведался, будто все силы русские уж под Казанью, и выступил в поход, большое войско на московскую окраину, на «берег» государства повел. Сам с полками, и царевич его с ним же.

Только стали в селе Острове, на ночь царский шатер раскинули, а гонец от «берегового» воеводы, от Айдара Волжина, Ивашко Стрелец, станичник путивльский, уж тут как тут:

– Крымцы и хан с царевичем Донец-де Северный перешли.

Усмехнулся Иван, говорит Шиг-Алею:

– Вот, брате-государе, советовал ты нам до осени не трогаться. Казань-де в лесах и озерах, в топях и болотах ржавых, непроходимых лежит… Только ее зимой и брать. И говорил еще: надо иных врагов летом ждать, на Русь приходящих. А мы ранней срядились, глядишь, ранней и с недругом сразились. Не он нас, мы его стоим да ждем к бою прямому: кому Господь счастье пошлет? Я так и хану крымскому сказать велю. Вот и умный ты советчик, Шиг-Алейка, а не все по-твоему, иное и по-моему лучше…

Засопел толстый, ленивый, трусливый, но хитрый татарин.

– Э-эх, царь-осударь! И у вас, и у нас говорится: на старуху проруха бывает. А ваша, русских государей, перед татарами правда, всем ведома, как солнце в тучах светит! Аллах тебе на помощь, осударь, а меня за плохой совет не осуди. Я тебе еще пригожуся!

– Знаю, брате-государе! Затем тебя и в поход звал с собой…

И немедленно послал разведчиков царь навстречу крымцам, полки отрядил… А царя Шиг-Алея, с нарядом, с пушками и запасами военными, по Волге поскорей к Свияге послал, где тот должен был привлечь горных князьков на русскую сторону, от Казани их переманить.

Не думал сначала Иван Владимира Андреевича, брата двоюродного, на войну брать, хотел в Москве его на свое место оставить. Но тут порешил, что вместе они дальше на Коломну пойдут. А против крымцев наспех двинулись полки, всего пятнадцать тысяч человек, с князьями Петром Щенятевым и Андреем Курбским во главе.