Жуковский встречал гостей самолично. Капралов раскланялся, познакомился с его женой и зашел в зал. Открытия ждали и красотки в коктейльных платьях, и бизнесмены, и опрятно одетые старушки, и даже дети. Такие выставки он любил — яиц было не более дюжины, на осмотр хватило нескольких минут.
— Зачем вы приехали? — услышал он тихий голос, повернулся и увидел Михаила Африкановича.
— В смысле?
— Хотите втереться к нему в доверие?
— Не стоит мерить людей по себе.
Капралов, не снимая механической улыбки, отвернулся. Штыков остался стоять рядом.
— Это была моя идея вас пригласить, — сказал он.
— Вот как? Зачем же?
— Чтобы увидели, что мы здесь не просто бегаем за матрешками.
— А-а-а… Я заметил, что не бегаете.
Михаил Африканович фыркнул и стал смотреть на помост.
— Подождите, — примирительно попросил Капралов. — Вам не кажется, что мы что-то упустили?
— Мы пока ничего не наловили. В таких делах требуются годы.
— А все-таки? Нет ощущения, что мы все валим в кучу, когда надо просто подумать над тем, что уже есть?
— Именно этим мы и занимаемся. А фантазии по вашей части.
— Да, по моей… — пробормотал Капралов и повернулся к подиуму — на него в наступившей тишине поднимался Жуковский.
— Дорогие друзья! Добро пожаловать в Эрмитаж! — приветствовал тот публику, по-дирижерски взмахнув руками, и раскланялся на четыре стороны.
— Целое столетие эти великие произведения фирмы Карла Фаберже, шедевры русского искусства, скитались по свету. Но сегодня… Сегодня наступила историческая справедливость! Они вернулись туда, где все началось — в Зимний дворец российских императоров!
Говоря, Жуковский медленно обходил подиум по кругу, будто укротитель на манеже.
— За несколько десятилетий мастерами Фаберже для царской семьи было создано пятьдесят четыре яйца. Сначала их заказывал император Александр III. Каждый год он дарил императрице драгоценное пасхальное яичко. Потом царем стал его сын Николай. Он заказывал уже по два яйца — для жены, Александры Федоровны, и для матери, Марии Федоровны. Почти все яйца известны и хорошо изучены, но судьба их сложилась по-разному. Некоторые пропали в неразберихе семнадцатого года и до сих пор служат пищей для всяких беллетристов. Но большинство большевики продали за границу. Как правило, за бесценок, по цене материалов, практически на вес. Оставили лишь несколько для Оружейной палаты Кремля. Наш фонд видит своей задачей исправление этой вопиющей несправедливости. Мы приобрели коллекцию императорских и некоторых других яиц Фаберже, и вы можете сегодня ею наслаждаться! Мы также приобрели архив Фаберже, и наши ученые смогут изучать историю не по публикациям в интернете, а в оригинале! История Фаберже в России продолжается!
Капралов почти услышал, как Алексей Павлович воскликнул «Ура!», но тот сдержался и под аплодисменты сошел обратно в зал. После него выступили директор музея, замминистра культуры и пара искусствоведов, объяснивших, что ценность коллекции вовсе не в уплаченном за нее состоянии, а в том, что деньгами выразить невозможно и для чего нельзя подобрать слова. В конце концов, они были правы, неблагодарное дело мерить культуру деньгами лучше делегировать тем, у кого они есть.
Но Капралова занимало не это. Чиновников и ученых мужей он слушал вполуха. Мозг, долго работавший в фоновом режиме, выхватил из белого шума нужные позывные и теперь встраивал их в известную картину.
Он задумчиво стоял с бокалом вина в соседнем зале, куда гостей вернисажа позвали на фуршет, когда к нему подошел Жуковский со свитой.
— Ну, как вам? — с гордостью спросил он.
— Понравилось, — лаконично ответил Капралов, размышляя, говорить ли о том, что его волновало, сейчас или лучше отложить на потом.
Однако тот решил за него.
— Помните, вы просили разузнать, кто покупал в начале прошлого века африканское дерево?
— Да? — оживился Капралов.
— Так вот, Лука Романович, боюсь, ничего не вышло. Похоже, мы в тупике… Не нашли ничего.
— А может быть, и нет…
Жуковский прищурился.
— Вы меня утешаете или что-то знаете?
— Не совсем. Не совсем знаю… Просто…
Жуковский взял его за локоть и потащил в сторону.
— Не томите! Что за дурацкая манера!
Капралов зашептал:
— Дело в том, что, пока я вас слушал, у меня появилась одна идея… Но она немного безумная…
— Говорите же! — Жуковский покосился на маячившего неподалеку Штыкова. — У нас все равно нет никаких.
— О’кей, смотрите. Это даже не идея, а логическая цепочка. Царская семья, драгоценное дерево, потом эта дырка в матрешке… Еще традиция прятать в яйцах сюрприз… Помните теории происхождения матрешки?
Жуковский кивнул.
— Что ее прообразом стала японская кукла?
— Не совсем. Что ее прообразом стали пасхальные яйца… Так вот, я сейчас вас слушал… Алексей Павлович, вы сказали, что известны почти все яйца…
— Да, известны.
— Почти все?
— Слушайте, Лука Романович, вы можете…
Жуковский вдруг уставился на Капралова, глаза его малость вылезли из орбит.
— Господи… Да что же это! За что ни возьмись, выходит автомат Калашникова!
— Прекрасно вас понимаю. У меня то же самое с шизофренией. Так какие неизвестны?