Несколько секунд они стояли, не двигаясь. Наконец Шестаков мягко улыбнулся и высвободил руку.
— Вы прям как ребенок. Все должно быть по-вашему… Я за вас боюсь, Лука Романович.
9
— Ты сам-то веришь, что это совпадение? — спросил Шмулевич, сияя пьяненькими глазами. — Я правильно понимаю: идешь ты такой со своей больной в музей узнавать про матрешку, а там ни с того ни с сего выясняется, что все это время у нее самой хранилась ее часть?
Кроме Шмулевича, анестезиолога-реаниматолога, мужчины неопределенного возраста, не столько за счет своего вида, сколько по причине отношения к жизни умеющего казаться лет на десять-пятнадцать моложе, за накрытым столом в гостиной у Капралова сидели его начальница Петровская с супругом Владиленом, школьный друг Иннокентий Самохвалов, журналист-надомник, именующий себя «распределенным ресурсом», — с подругой, и Ленка Писецкая. Петровская, полная дама пятидесяти шести лет, была более увлечена закуской, нежели разговором, и лучше всего откликалась на время от времени возникавшие в паузах тосты. Ее муж, которого вернее было бы назвать ее спутником, так как все его движенья и помыслы вращались вокруг жены, за исключением реплик вроде «еще винегрета, дорогая?» и «обязательно попробуй лосося, объеденье!», не произнес за весь вечер ни слова. Наблюдая за почти ритуальной методичностью, с которой тот откармливал жену, Капралов даже подумал, что он преследует какую-то одному ему ведомую цель. Самохвалов, приглашенный скорее по привычке да еще чтобы разговор не крутился вокруг одного лишь безумия, увлеченно слушал историю про матрешку.
— А по-твоему, лучше думать, что это кто-то подстроил? — парировал Капралов. — Интересно, кто?
Шмулевич пуще прежнего сверкнул глазами.
— Какой хитрый! А Алевтина Егоровна меня сразу и упечет, да, Алевтина Егоровна?
— Как рождественского гуся! — подтвердила Петровская. — Бред преследования!
— Ну, а что же дальше? — нетерпеливо вмешался Самохвалов.
— Дальше? — неуверенно переспросил Капралов и слегка мотнул головой, чтобы протрезветь. — А дальше пока ничего.
— Черт, а я-то думал! — возмутился журналист. — А что подсказывает писательское чутье?
— Не знаю, — просто сказал Капралов.
— Ну, где ты хоть эту матрешку взял?
— Подарили… Ничего в ней такого нет. Я лишь хотел рассказать, какие бывают совпадения.
— Заинтриговал и сразу на попятный, — обиделся Самохвалов.
— Это не совпадения, — сказала Елена Константиновна. — У нас все непонятное — совпадение. Потому что другой вариант это бред преследования. — Она бросила короткий взгляд на жующую толстуху.
— А что же тогда? — ехидно осведомился Шмулевич. — Провидение? Очень современно…
— А-а-алик… — укоризненно осадил его Капралов.
— Подожди, Лу, — попросила Елена Константиновна. — Я понимаю, коллега обостряет. Тем интереснее. А ведь он, по сути, прав. Мы не оставляем себе никаких других объяснений, кроме иронии. Почему бы и не провидение?
— Ну, хорошо! — воскликнул Самохвалов. — Сейчас это не важно. Ведь если ты сотрешь ее личности, то никогда не узнаешь, куда делась самая маленькая.
— Пупсик, — машинально уточнил Капралов.
— Да, куда девался этот пупсик! Кто его взял и почему? Может, хоть стоит подождать?
— И навредить пациенту? Матрешка это хобби. А Раиса — работа. Что по-твоему важнее?
— Ты так уверен, что ей навредишь? — спросила Елена Константиновна. — На Западе это уже не считают заболеванием. Люди после терапии нормально живут с несколькими личностями. Может, стоит спросить их всех?
Петровская отложила вилку.
— Вы, Елена Константиновна, мне тут молодежь не смущайте, — сказала она, грозя указательным пальцем. — У вас, конечно, прогрессивные методы, но есть план лечения. Да и стандарты пока никто не отменял. Правда, Лука Романович?
Капралов молча кивнул.
— А давайте-ка выпьем! — сменила тему Алевтина Егоровна и быстро прочертила взглядом линию между своим пустым бокалом и глазами мужа; тот сразу уватился за бутылку. — За нашего именинника, Луку Романовича! Человека многогранных талантов!
— Почему одна? — тихо спросил Капралов, подойдя к Елене Константиновне. Она стояла перед шкафом и смотрела на царскую матрешку.
— Миша занят очень. Работа. Просил извиниться. Я так хотела вас познакомить. — Она провела пальцем по стеклу. — Красивая какая. Кто-то из пациентов подарил?
— Только никому не говори. Шестаков. Но я ее верну.
— Теперь понятно.
— Что понятно? — насторожился Капралов.
— Нина Петровна думает, что вы ими интересуетесь, чтобы Денису помочь… А вы, оказывается, антиквариат собираете. Можно?
— Только осторожно. Ценная вещь. И не моя.
— Я поняла, что не твоя.
Он открыл шкаф и подал Елене Константиновне матрешку. Она приблизила ее к лицу и застыла с руками, полусогнутыми в локтях, словно смотрелась в зеркало.
— Забавно… — задумчиво сказала она.
— Что забавно?
— Ее целый век берегли, прятали, а теперь она стоит у тебя в шкафу, и ты ничего про нее не знаешь. Ирония судьбы.
Капралов подождал, пока она налюбовалась, и убрал матрешку обратно.