Царь-монах. Государи и самозванцы на русском престоле

Слуги, холопы и соглядатаи Шуйских распускали слухи, что «воры», осадившие Москву, намереваются истребить («потребить») всё население столицы. С их слов вожди мятежников призывали своих сподвижников: «Идем вси и приимем Москву и потребим живущих в ней и обладаем ею, и разделим домы вельмож и сильных, и благородные жены их и дщери приимем в жены собе!». Однако, по словам иностранца Исаака Массы, находившегося в те дни Москве, многие москвичи верили, что Димитрий жив, но, тем не менее, по настоянию властей «московиты во второй раз присягнули царю Василию в том, что будут стоять за него и сражаться за своих жён и детей, ибо хорошо знали, что мятежники…говорили, (что) они, все (москвичи) повинны в убиении Димитрия»[11]. И действительно, население столицы, насмотревшись на дворцовые перевороты и разворачивающееся кровопролитие, реально боялось ухудшения своего положения и грабежей.

Новоиспечённого царя всё ещё поддерживало население крупнейших городов и служилые люди Смоленска, Великого Новгорода, Ярославля, Нижнего Новгорода. Шуйский учинил перепись всем москвичам старше шестнадцати лет и не побоялся вооружить их. В их лице власть получила не менее десяти тысяч боеспособных воинов. Это было московское ополчение, готовое оборонять свой город от незнакомых и ментально чужих им южан. Вооружённые пищалями, саблями, рогатинами, бердышами, москвичи были расписаны по осадным местам, заставам и готовились вступить в схватку с осаждавшими. Ими руководили торговые верхи – «лучшие люди», стоявшие во главе посадских общин. Они боялись разгрома московского войска и неотвратимого, как следствие, грабежа, и уже потому готовы были помочь Шуйскому. Его не любили, но при угрозе захвата Москвы пришлыми южанами и казаками из двух зол выбирали меньшее.

Пожалуй, именно тогда впервые и сказался субэтнический[12], а потом и этнический фактор разгоравшейся Смуты. Как для дворян и детей боярских Рязанской и Елецкой земли, так и для донских, волжских, терских казаков, а тем более для русских южан – служилых людей Северщины и Черниговщины великороссы-москвичи являлись непонятными им, заносчивыми, экспансивными «москалями». И всё же суперэтническое[13] единство русских, сохраняемое в душе и в подсознании очень многих представителей простонародья, не иссякло полностью. Между повстанцами и москвичами начались переговоры. Московский посад выбрал из своей среды послов, которые явились в Коломенское 13 ноября.

* * *

В Коломенском на площади перед шатровым собором Вознесения Господня и на спуске к берегу реки собралось не менее трёх тысяч вооружённого люда. Тут и дворяне, и дети боярские, и боевые холопы, и стрельцы. Многие «верхи» – в сёдлах. Народ шумит, спорит. Люди собрались в круг близ стен собора. А в центре круга десятка полтора москвичей – посылов от Московского посада. Они стоят в длиннополых овчинных тулупах и шубах. Шапки сняты, крестятся на главу и Крест храма. Повстанцы и москвичи с любопытством рассматривают друг друга. Только во взглядах москвичей таятся опасливость и осторожность, а повстанцы смотрят на послов с некоторым вызовом и укором. Ляпунов и Сумбулов в кольчугах и накинутых поверх них короткополых овчинах негромко расспрашивают москвичей. Их окружают доспешные рязанцы. Правее их казаки с Беззубцевым и Юрловым. Левее, ближе к речному спуску – каширские, калужские и серпуховские служилые люди. Здесь же в окружении северских служилых людей Болотников. А почти у стен храма и на каменных крыльцах – Истома Пашков со своими епифанцами

– Или Шуйской – законный государь ести, что люди московския ему служити учали? – громко спрашивает Ляпунов.

– Законный, не законный, а татьбе и воровству не попущает, – отвечает седовласый бородатый московский купец.

– Яко прийдет законный государь Димитрий, ужо-т будеть вам – москалям, что верным воеводам и войску его противустоите! – с укором глаголет Беззубцев.

– Что ж по сю пору не явил ся зде средь воинства вашего? – спрашивает один из посадских в добротном овчинном тулупе.

– Бережёт ся государь наш Димитрий от ворогов тайных своих. Заговора остерегается! – громко и с вызовом отвечают ему донские атаманы.

– Отчего ж не показал ся еси, как прошлый год? Какого ж рожна беречися, коли Москва и стол царский – вот оне?! – пытают и вызнают москвичи, с хитрицой поглядывая на повстанцев.

Выйдя вперёд из среды окружавших его северцев, Болотников убедительно для всех восклицает:

– Сам аз не единожды видал и собеседовал с государем Димитрием во граде ляшском – в Самборе! Доподлинный государь наш есть Димитрий. Толико в монашеской сряде, и в латынском монастыре скрывает ся!

– Нет, тот должно быть другой! Государю Димитрию бысть убиту от Шуйских! Сами зрели убиенных – царя и Федьку Басманова – слугу его верного на Лобном месте, – отвечают ему московские посадские люди.