Домик того, который живет на крыше, оказался внутри столь же неказистым, как и снаружи. Похоже, хозяин в большем и не нуждался - только старенький диванчик, узкий платяной шкаф, кухонный столик да этажерка. На диване, откинувшись на обветшавшую выцветшую спинку, сидел хозяин и с доброжелательной улыбкой глядел на гостей.
- Геннадий Андреич... - изумленно выдохнул Василий.
Геннадием Андреичем звали известного и уважаемого в Кислоярске педагога, директора 1-ой городской гимназии. Несмотря на сравнительно молодые годы, он был настолько умным, справедливым и авторитетным (в положительном, а не уголовном смысле) человеком, что все звали его неизменно по имени-отчеству. Не составлял исключения и Дубов, хотя он-то был знаком с Геннадием Андреичем с детства. Но, глядя на всегда подтянутого и, как считали некоторые, чопорного директора, Василий при всем желании не мог отождествить его с тем Генкой, с которым они десять лет проучились в одном классе, летом ездили за город на речку, ссорились и мирились, а иногда влюблялись в одних и тех же девчонок - для него это были как будто два разных человека.
Хотя Дубов назвал обитателя крыши Геннадием Андреичем, на строгого директора он никак не был похож - скорее, в нем можно было узнать Генку, не столько даже повзрослевшего, сколько слегка захипповавшего: "Геннадий Андреич Второй" носил длинные волосы, стянутые бечевкой, а одет был в старенькие джинсы с отрезанными чуть ниже колен штанинами и застиранную майку, украшенную забавным портретом Волка из мультика "Ну, погоди!". Представить себе "первого" Геннадия Андреича в таком "прикиде" Василий не мог бы и в страшном сне. Хотя по всему было видно, что "второй" вовсе не прикидывается "хиппующим Карлсоном", а одевается, да и вообще живет так, как ему проще и удобнее. Да, собственно, и не он один, а все жители этого странного "потустороннего" мира - и Солнышко, и его японская супруга, и трезвенник Щербина, и Люсина дочка Танюша, и ее друзья, загорающие "без ничего" на травке в сквере, и даже старый комсомолец товарищ Иванов.
- Ну, заходите, располагайтесь, если найдете где, - радушно предложил хозяин, легко приподявшись с дивана и протягивая гостям руки.
Солнышко устроился верхом на колченогом стуле, а Дубову ничего другого не оставалось, как сесть рядом с хозяином на диване.
- Учитель, ты и не представляешь, как я тебе благодарен, - заговорил Солнышко. - Ведь это ж такая встреча, о какой я и мечтать не мог!..
- Ну, я-то тут вовсе и не при чем, - скромно улыбнулся "учитель". - То, что встреча состоялась - целиком твоя заслуга. Ты этого очень хотел - и это случилось.
- Да-да, знаю: "если нельзя, но очень хочется..." - счастливо засмеялся Солнышко.
- Вот именно, - совершенно серьезно подтвердил "учитель". И неожиданно обернулся к Дубову: - Вася, друг мой, об одном тебя прошу - не заглядывай мне за спину, никакого пропеллера там нет.
И тут Василий почувствовал, что неловкость и напряженность куда-то вдруг улетучились, будто он весь век провел в ветхой избушке на крыше в обществе ее необычного обитателя.
Солнышко поднялся:
- Да-да, учитель, знаю - вы должны поговорить наедине. Васенька, я тебя буду ждать у товарища Иванова - ну, ты помнишь, на втором этаже.
- Погоди, Солнышко, - остановил его учитель. - Глянь в шкафу, там должен быть галстук. - И подмигнул Васе: - Сам понимаешь - к товарищу Иванову, да без галстука.
Солнышко нырнул в шкаф и миг спустя показался в темно-красном галстуке с рисунками в виде серпиков и молоточков.
- Ну, как?
- Во! - Учитель показал большой палец. - Можешь подарить его Александру Сергеевичу - пускай потешится.
Когда замолкли шаги Солнышка по кровле, учитель обратился к ДубовУ:
- Ну что же, Вася, теперь ты понял, что это не "тот свет"?
- Да, - помолчав, ответил Василий. - Теперь понял, Геннадий А... Или как мне тебя... вас называть?
Хозяин рассмеялся:
- Ну, если тебе так привычнее, то зови Геннадием Андреичем. А можешь - учителем. Только не с заглавной буквы, а с обычной. - И, немного погрустнев, он заговорил, как будто сам с собой: - Я ведь не хотел делаться учителем, это произошло без моего желания. Может, я бы хотел быть обычным человеком, или даже настоящим учителем, как твой Геннадий Андреич, жить, как все люди. Хорошо хоть, мало кто знает, кто я на самом деле. Сначала приходилось скрывать, а потом...
Василий слушал, силясь понять хоть слово. Вообще-то Генка еще с юности имел обычай изъясняться не всегда понятно, и не оставил его, даже став директором гимназии. Но то, что говорил учитель, показалось Василию полной заумью.
- Ты, небось, думаешь, мол, что за чушь он тут несет, - вдруг сказал учитель. Василий вздрогнул - тот словно читал его мысли. - Извини, это я так, о своем.
- Да нет, кажется, я тебя понимаю, - медленно проговорил Дубов. - Или почти понимаю. - И неожиданно даже для себя прочитал две строчки из стихотворения, непонятно как выплывшие из глубин памяти:
- Как там Цезарь, чем он занят - все интриги,
Все интриги, вероятно, да обжорство?