Царь мышей

- Что ж, можно и так сказать, - с чуть заметным вздохом промолвил учитель. - Сидит человек на своей крыше, философствует и смотрит свысока на весь мир.

- Да нет, я совсем не то имел в виду, - смутился Василий, но учитель снова говорил как бы сам с собой. Или с кем-то, кто мог его понять:

- Тайные знания... А кто-нибудь спросил, на что они мне? Знать все, что происходит везде, знать все, что произойдет в будущем. Пропускать через себя всю боль и всю радость человечества... или нет - каждого человека, и знать, что ничего не могу сделать... Извини меня, Вася, - словно бы очнулся учитель. - Просто ни с кем другим я об этом говорить не могу. А ты - как бы человек со стороны, с тобою можно.

- А как же Сорочья улица? - осторожно спросил Дубов.

- Да уж, огромный вклад в сохранение культурного наследия человечества, - закивал учитель, и трудно было понять, сказал ли он это всерьез, или с долей иронии. - Да и то намаялся, покамест чертежи составлял. Сам знаешь, откуда у меня руки растут.

(То было истинною правдой - по черчению Генка никогда больше тройки не получал).

- Когда я впервые пришел на Сорочью и увидел уже почти построенный храм, то готов был прыгать от радости - хоть какая-то польза от моего учительства. А другие... - Хозяин безнадежно махнул рукой.

- Другие кто?

- Ну, не один же я такой на свете. Когда... когда это случилось, то многие оказались наделены пресловутыми "тайными знаниями". В каждом городе, в каждой деревне был такой человек. И называли их всюду по-разному. Но одни пытались использовать свое "учительство" во зло - и погибли, потому что пошли, скажем так, против природы. Ты извини, Вася, что я говорю не очень ясно, но ты меня поймешь. Не сейчас, так после. Другие восхотели облагодетельствовать человечество "здесь и сразу", и это тоже было в несогласии с природой и потому ничем хорошим для них не кончилось. А многие уже потом не выдержали...

- А ты?

- А я, как видишь, еще жив и, смею надеяться, пока еще в своем уме. А почему? Потому что сижу в своей избушке на курьих ножках, считаю звезды и ничего не делаю. Ни плохого, ни хорошего.

- А как же я? - удивился Василий. - Извини, учитель Геннадий Андреич, но мне как-то не очень верится, что мое попадание сюда было предопределено заранее.

- Не буду врать - не было, - согласился учитель. - Но нигде не сказано, что этого не может быть, потому что не может быть никогда. Восстановить храм до того, как он был разрушен, я сумел. А спасти его настоятеля - нет. И не потому не способен на такое, что не могу, а потому что... потому что все равно не могу.

Учитель замолк. Василию хотелось сказать ему что-то хорошее и доброе, как-то развеселить, отвлечь от мрачных мыслей, но, как назло, ничего в голову не приходило. В таких случаях Дубов обычно полагался на наитие - просто открывал рот и произносил что-то первое попавшееся. И почти всегда это оказывалось, что называется, "в кассу". Так же он поступил и на сей раз - и с языка сорвалась поэтическая строка, родившаяся, правда, не без участия классика:

- И Гена, парадоксов друг.

(Только позднее Василий вспомнил, что этот стишок друзья сочинили про Генку еще в школьные годы за его "заумствования").

- Как? Как ты сказал? - встрепенулся учитель. - Парадоксов друг?!

И учитель так расхохотался, что даже очки чуть не свалились у него с носа. Лишь теперь Василий обратил внимание, что очки у учителя были точно такими же (если не теми же самыми), что и те, которые Генка носил в старших классах. Только правая дужка сломалась и была подкреплена синей изолентой. Директор же гимназии Геннадий Андреич носил совсем другие - в темно-серой роговой оправе, под цвет любимого галстука.

- Ох, ну ладно, что это я все о себе да о себе, - отсмеявшись, вновь посерьезнел учитель. - Давай поговорим о тебе. Как ты понимаешь, вторая такая возможность уже вряд ли представится. Так что, Вася, решай - остаешься здесь, или будешь возвращаться к себе.

Василий на миг задумался:

- Если тебе и впрямь открыты все знания, то ты знаешь мой ответ.

- А я бы на твоем месте остался, - тихо вздохнул учитель. - Впрочем, я уважаю твой выбор, тем более, что он - единственно верный.

- И ты не хочешь со мной ничего передать... туда? - Василий ткнул пальцем куда-то вниз. - Ну, как это называется - послание человечеству?

- Ага, послание человечеству, - повторил учитель, уже не скрывая иронии, даже сарказма. - И сверху заголовок: "Так жить можно". Но боюсь, что это уже не имеет никакого смысла.

- Почему? Неужели все так безнадежно? - огорчился Вася.

- Как бы тебе сказать? - ненадолго задумался учитель. - Скорее, из того мира, откуда ты вчера вернулся, может получиться что-то путное. Разумеется, путное от слова "путь", а не "Путята". А ваш... Ну да ты, наверное, слышал об исследованиях ученых, что до глобальной экологической катастрофы осталось несколько десятков лет и что процесс уже необратим.

- Но ведь это же не так? - спросил Дубов, надеясь на лучший ответ, но ожидая худшего.