Гости собрались в столовой Фермерского дворца, где в июле был семейный ужин с участием дяди Кости и шкодливого Николы. Последний присутствовал. Константин Николаевич, понятно, — тоже.
Обеденный стол был раздвинут на максимальную длину, и в центре его красовался трехэтажный белый торт с пятнадцатью темно-желтыми свечами. Они неровно горели и благоухали воском и медом.
Для подарков был отведен отдельный стол. Саша скоромно пристроил свой набор самолетов рядом с подарочной горой высотой метра этак в полтора. Возвышенность состояла из картин, фотографий, рисунков, полного собрания сочинений Вальтера Скотта в русском переводе, гусарской сабли, кавказского кинжала и золотой пороховницы с выгравированном на ней оленем.
Саша вздохнул и отошел к гостям.
Большую часть присутствующих он узнал по фотографиям: юного графа Шереметьева, баронов Мейендорфов, князей Барятинских, поэта Пашу Козлова, Адлербергов, Якова Ламберта и десятилетнего владетельного князя из Мегрелии Нико Первого. Остальных помнил смутно, но надеялся, что вспомнит по ходу дела.
Зато еще четверых гостей не знал совсем. О чем думал Никса, спрашивается!
А эти четверо были весьма примечательны.
Первый был в возрасте Никсы и представлял собой весьма точную его копию. Вплоть до роста, черт лица и цвета глаз. Второй был чуть младше и обращался к первому: «Коля». То есть, собственно, имя тоже совпадало.
И этот второй был копией самого Саши, хотя и менее аккуратно сработанной. При некотором упорстве их можно было отличить друг от друга. В основном по более высокомерному выражению лица Сашиной копии. Однако кровь покойного императора Павла Петровича явно присутствовала в обоих и придала их носам форму, как у сего знаменитого Великого магистра Мальтийского ордена.
Ситуация осложнялась тем, что первый, который Коля, называл второго: «Саша».
Рядом с Колей и Сашей стояли нимфетки двенадцати-тринадцати лет в количестве двух штук. О нимфетках Никса-сволочь вообще не предупредил.
Нимфетка помладше была в высшей степени нимфеткой, то есть обладала хрупкой фигуркой, огромными синими глазами, темными волосами и задорной улыбкой.
Саша поймал себя на том, что в его взгляде на нее есть, пожалуй, что-то от Гумберта, но осознал, что она младше него от силы на год, и успокоился.
Нимфетку звали Тина.
Вторая нимфетка была чуть старше и до нимфетки немного не дотягивала. Была менее изящной, в лице присутствовала некая властность, и вообще она смахивала на мальчишку. Но в больших серых глазах, пожалуй, что-то было, как минимум, ум. Звали ее Женя.
Из взрослых, кроме дяди Кости, присутствовала Елена Павловна и еще двое братьев папа́, которых Саша уже видел: дядя Низи и дядя Миша. Обоим не было и тридцати.
За дверями послышались шаги, в комнату вошел Никса в сопровождении мама́ и папа́. Глаза у Никсы были завязаны белым шелковым платком, так что мама́ поддерживала его под руку.
Все закричали: «Ура!»
Брата подвели к столу с подарками, и мама́ сняла повязку.
— О! — сказал Никса. — Я всех благодарю от всего сердца!
Присутствующие зааплодировали.
Проследив за его взглядом, Саша решил, что самолетики брат заметил сразу. Но вида не подал, и стал увлеченно перебирать фотографии, картины, Вальтера Скотта, саблю, кинжал в серебряных ножнах и золотую пороховницу.
Наконец, очередь дошла и до самолетов.
Никса взял зеленый и изучил надпись на крыле.
Улыбнулся и спросил:
— Саша, а что с этим делают?
И Саша по голосу понял, что Никса прекрасно знает, что с этим делают. Кто выдал интересно? И перевел взгляд на Володю, который стоял рядом. Володька опустил глаза.
— Запускают, — ответил Саша. — Мне показать?
— Нет, — улыбнулся Никса. — Я понял.
Поднял самолет и запустил его прямо в толпу подростков.
И тут началось безумие.
Самолет поймала нимфетка Тина и запустила обратно в Никсу, при этом одарив брата таким взглядом, что Саша понял, что на этом поприще его Сашины шансы примерно ноль. Никса же со свойственной для пятнадцатилетнего олуха эмоциональной тупостью не заметил ровно ничего.
И запустил в публику остальные четыре самолета.
Публика отправила их обратно под шутки и смех. Не все долетели. И те, кто помладше бросились их подбирать и запускать снова.
— Это конечно не золотая пороховница, — сказал Саша брату, — но я тебе гарантирую, что на всем земном шаре от Америки до Индии, и от Южного полюса до Северного ни у кого больше нет ни одного такого самолета. Так что стоят примерно столько же.
— А что ты так мало сделал? — упрекнул брат.
— Бумага нужна, — сказал Саша, — можно еще наделать.
Никса обернулся и кинул дежурившему у двери лакею:
— Бумаги принеси!
А Саша поймал себя на том, что совсем перестал замечать лакеев.
Бумага прибыла, и подоконник, часть стола, пианино и стулья были оккупированы для нужд авиастроения. Саша показывал этапы производства для всех желающих и чувствовал себя культурным героем, вроде Прометея.
А потом начался бумажный воздушный парад, немедленно сменившийся серией воздушных боев.
Самолеты усеяли пол.