Царь нигилистов – 4

— Здорово! — восхитился Саша. — То есть на заседания и Генеральных штатов, и Национального собрания можно было просто с улицы прийти?

— Да, — подтвердил Сергей Григорьевич, — заседания были открытыми.

Саша вздохнул.

— Мне бы такого гувернёра!

Гогель насупился и отвернулся.

— Ромм плохо кончил, — заметила графиня. — Несколько лет спустя он поддержал восстание санкюлотов первого прериаля, и был приговорен к смерти.

— Гильотинировали? — поинтересовался Саша.

— Нет, — возразила графиня. — Осуждённые дали клятву не отдаваться живыми в руки палача. И клятву свою исполнили. Они достали через сторожей тюрьмы два кинжала. Жильбер Ромм первым вонзил нож себе в сердце и упал мертвым. Его друг Сурбани выхватил кинжал из раны Ромма и тоже ударил себе в грудь. Так же поступили и четверо их товарищей. Троих из них, ещё живыми, всё-таки послали на гильотину, но Сурбани умер в повозке, так что только двое оставшихся окончили жизнь на эшафоте.

Граф Строганов внимательно посмотрел на жену, потом на Сашу, потом опять на жену.

— Может быть не надо, Натали, — сказал он, — Великий князь ещё очень юн.

Саша усмехнулся.

— Я помню эту историю, — признался он. — Читал, кажется, у Карлейля.

— Вы читали Томаса Карлайля? — поинтересовался граф.

— Конечно, — кивнул Саша. — Как можно такое не читать! Я его помню не блестяще, но историю героев прериаля невозможно забыть. Рядом можно поставить разве что казнь Дантона и подвиг Шарлотты Корде.

Гогель посмотрел с некоторым удивлением. «Французскую революцию» он у Саши не видел.

— Значит, всё-таки подвиг? — спросил граф.

— Убийство Марата? — поинтересовался Саша. — Конечно. Мало того, что он был фанатиком, так ещё и отправил на смерть Лавуазье. Из мелкой зависти. Потому что Лавуазье был серьёзным учёным, а Марат — шарлатаном, лечившим «животным магнетизмом».

— Лавуазье был казнён как откупщик, — заметил граф.

— Формальная причина не важна вообще, — возразил Саша. — Уж, не говоря о том, что это обратное действие закона. Люди занимались при монархии вполне законной деятельностью: собирали налоги по воле короля. А потом их за это казнили.

— Мне показалось, что вы восхищаетесь Французской революцией, — заметил Строганов.

— Некоторыми её деятелями — да, — согласился Саша. — А сама революция — предмет не для восхищения, а для изучения. Это учебник. По большей части того, как не надо. Не стоит созывать Генеральные штаты, чтобы поднять налоги для приведения в порядок финансов, которые сам и расстроил. Вообще стоит, но не для этого. Вот уж действительно бить окна в горящем доме.

Не стоит запирать зал заседаний, потому что всегда найдётся Зал для игры в мяч, а те, кто там соберутся, будут куда радикальнее прежних.

Если же начал репрессии, тебе их не миновать: тот, кто ставит гильотину на площади — ставит её для себя.

— Вы на редкость разумно рассуждаете для своего возраста, — польстил граф.

— Спасибо! — улыбнулся Саша. — Так что там дальше? Как ваш отец стал якобинцем, Наталья Павловна?

— В январе 1790-го Ромм основал Клуб друзей закона, — продолжила графиня. — И в списке первых членов клуба было и новое имя его воспитанника.

— Это был якобинский клуб? — поинтересовался Саша.

— Ещё нет, — сказала Наталья Павловна, — но они стремились влиять на ход голосования в Национальном собрании.

— Сколько же лет было вашему отцу? — спросил Саша. — Шестнадцать?

— Да, — улыбнулась графиня. — Так что трудно назвать это его разумным выбором.

— Мне меньше, — усмехнулся Саша, — но граф считает, что я достаточно разумен.

— В июне того же года Ромм устроил праздник в честь годовщины клятвы в зале для игры в мяч, — продолжила Наталья Павловна. — Вы ведь помните, что это за клятва, Ваше Императорское Высочество?

— Конечно, — кивнул Саша. — Депутаты дали клятву не расходиться, пока не выработают конституцию.

— Да, — кивнула графиня. — И на этом празднике Ромм познакомил папа́ с Дантоном и Робеспьером. И отец был среди тех, кто подписал обращение «Общества друзей клятвы в Зале для игры в мяч» к Национальному собранию Франции.

— Супер! — сказал Саша. — Я не поклонник Робеспьера, но я бы хотел оказаться там, в эпицентре событий.

— Это ещё не всё, — вздохнула Наталья Павловна. — Заседания Клуба друзей закона происходили в доме Теруань де Мерикур.

— Кажется, она участвовала во взятии Бастилии? — предположил Саша.

— Да, — сказала графиня, — и в походе женщин на Версаль.

— Это когда в Париж не завезли хлеб?

Наталья Павловна кивнула.

— Женщины, всю ночь простоявшие в очередях у булочных, двинулись на Версаль с ружьями, пиками и пистолетами, выкрикивая: «Хлеба!». Теруань де Мерикур была в большой шляпе, украшенной перьями, а на её мужском поясе висела сабля и два пистолета.

Саша усмехнулся.

— А папа́ был слишком юн, чтобы не влюбиться, — продолжила графиня. — Хотя «красная амазонка» была старше него на 12 лет. Он купил для Клуба библиотеку (на деньги отца), которой и заведовал. А в августе 1790-го вступил в Клуб якобинцев, и в подтверждение ему был выдан диплом за подписью председателя и трех секретарей.