Царь всех болезней. Биография рака

Паникующей женщине с третьей стадией рака молочной железы критически важно усмирить воображение перед дачей согласия на химиотерапию, способную продлить ей жизнь. А 76-летнему мужчине с терминальной стадией устойчивой к лекарствам лейкемии, пробующему новый курс агрессивной экспериментальной химиотерапии, важно примирить воображение с реальностью, что его недуг неизлечим. Ars Longa, vita brevis. Медицинскую науку постигать долго, учит нас Гиппократ, “а жизнь коротка, возможность мимолетна, опыт обманчив, решение затруднительно”.

Середина и конец 1980-х были необычайно суровым временем для терапии рака, в котором надежды смешивались с разочарованием, а стойкость – с отчаянием. Врач и писатель Абрахам Вергезе вспоминал[738]:

Сказать, что для мира западной медицины это было время нереальной, непревзойденной самоуверенности, граничащей с зазнайством, – значит еще ничего не сказать. <…> Если результат лечения оказывался плачевным, так это потому, что боец был старым, протоплазма хилой или пациент обратился к врачу слишком поздно, – но ни в коем случае не потому, что медицина бессильна. Казалось, медицина может практически все. <…> Хирурги вроде Тома Старцла <…> проводили двенадцати-четырнадцатичасовые «кластерные операции», в ходе которых из донора извлекали печень, поджелудочную железу, двенадцатиперстную и тощую кишки и пересаживали их пациенту, брюшная полость которого, прежде пораженная раком, теперь была выпотрошена и вычищена, чтобы принять весь этот букет органов. Томас Старцл был иконой того периода медицины, тех доспидовых деньков с дежурствами через ночь.

Однако выпотрошенные и одаренные “букетом” новых органов пациенты все равно заваливали дело: им удавалось пережить операцию, но не болезнь.

Химиотерапевтическим эквивалентом такой массированной хирургической атаки, как множественная пересадка органов, стала аутологичная трансплантация костного мозга (ауто-ТКМ), прогремевшая в США и других странах в середине 1980-х. Ауто-ТКМ основывалась на смелом предположении. С тех пор как в 1960-х высокодозные многокомпонентные схемы доказали свою эффективность в лечении острых лейкозов и болезни Ходжкина, химиотерапевтов мучил один вопрос: а вдруг солидные опухоли – вроде рака молочной железы или легких – не поддаются им просто из-за слабости лекарственного удара? Иные из врачей фантазировали, нельзя ли дальнейшим повышением доз цитотоксических препаратов подвинуть организм больного еще ближе к пределу выживания, к краю бездны. Может, потом удастся оттащить пациента от края, а рак останется в пропасти? Что будет, если удвоить или даже учетверить дозировку?

Предельные дозировки лекарств устанавливают в зависимости от их токсичности для нормальных клеток. Для большинства химиопрепаратов этот предел определяют по костному мозгу – непрерывно работающей фабрике по производству клеток, которая, как обнаружил Фарбер, крайне чувствительна к цитотоксическим веществам. Лекарства, убивающие опухолевые клетки, не щадят и клетки костного мозга, продуцирующие кровь. Именно эта чувствительность костного мозга и определяла внешние горизонты химиотерапевтического дозирования. Костный мозг задавал высоту непреодолимого барьера, ограничивающего возможности смертоносной атаки на рак, – “красного потолка”, как окрестили его онкологи.

Однако в конце 1960-х этот потолок все же приподнялся. Один из первых протеже Фарбера, Эдвард Доналл Томас, продемонстрировал в Сиэтле, что костный мозг, как почки или печень, можно извлекать из человека и затем возвращать ему же (аутологичная трансплантация) либо пересаживать другому человеку (аллогенная трансплантация)[739].